* * *
Тимолеоне пригласил Элоизу разделить с ним принесенную ею еду. Они ели с аппетитом, переставая жевать только для того, чтобы отпить из стаканов, наполненных кьянти. Полузакрыв глаза и плутовски улыбаясь, Рицотто нежно говорил:
— Теперь я вспомнил, Элоиза…
— Что ты вспомнил?
— Как я тебя уводил за свинарник…
— Замолчи! Не стыдно тебе?
— Нисколько… Ты была такая миленькая тогда, и если бы я мог предвидеть, что со временем ты будешь так чудесно готовить, я бы ни за что не уступил тебя этому бездельнику Россатти.
— Берегись, Тимолеоне! Я любила моего Россатти!
— Хочешь заставить меня ревновать?
Они рассмеялись счастливым смехом, как люди, которые сами не верят тому, что говорят, но все же допускают для собственного удовольствия некоторую долю сомнения.
— Только подумать, что ты собиралась убить меня сегодня ночью!
— Я бы умерла с горя!
— Это меня не воскресило бы!
— Ты думаешь только о себе!
— В такие минуты, моя красавица, нет, знаешь ли, времени думать о других… Ты никогда не помышляла о том, чтобы снова выйти замуж, Элоиза?
— Случалось…
— А почему ты не сделала этого в конце концов?
— Потому что те, о ком я думала, не обращали на меня внимания или не были свободны…
Так как оба обладали превосходным пищеварением, то после еды погрузились в настоящую эйфорию. Тимолеоне расстегнул пояс и скорее вздохнул, чем вымолвил:
— Теперь мы оба свободны… а у тебя такие способности к поваренному искусству…
* * *
Кузнец Гамба и его сын Кристофоро, слывший в Фолиньяцаро силачом, проводили дона Адальберто до его дома.
— Если бы кто-нибудь другой, а не вы, падре, предложил нам что-нибудь подобное, мы бы набили ему морду, скажи, Кристофоро?
— Точно!
— Но, поскольку это вы, мы не сомневаемся, что вы это делаете с благой целью, хотя и не совсем понимаем, в чем дело, как ты считаешь, Кристофоро?
— Точно!
— Так вот, вы только объясните все Кристофоро, а уж он, в свою очередь, объяснит Аделине. Она очень прислушивается к словам брата…
* * *
Восьмидесятичетырехлетний дон Чезаре, мэр Фолиньяцаро, практически не выходил из дома. Для того чтобы он решился показаться на улице, погода должна была быть исключительно благоприятной, так как у него были слабые легкие, и врачи приговорили его к смерти еще в 1893 году, то есть семьдесят лет назад. Поэтому муниципальный совет обычно собирался у него дома. По правде сказать, интересы муниципалитета, как правило, представлял мэтр Агостини, его первый заместитель. Однако в особых случаях дон Чезаре, совершив полный и тщательный туалет (он полагал, что в любой момент может внезапно скончаться на улице), рисковал подвергнуть себя воздействию сильного ветра с ближайших горных вершин, который круглый год продувал Фолиньяцаро из конца в конец.
