Казыбек с силой хрустнул камчой, тяжело вздохнул. Всю дорогу он видел одни горести да страдания, заплаканные, истерзанные лица.
«О создатель! Люди, утратив согласие, превращаются в стаю волков. Раны народа не излечишь красноречием. Где, по какому перевалу проходит единственно верная дорога? Нужен один меч, чтобы отразить удары вражеских ножей. Нужен жесткий курук, чтоб приручить строптивого коня, приучить его скакать в косяке. О чем говорит история? Разве в тех свитках не сказано, что следует скрутить ноги волосяным арканом, топить в собственной крови, но добиться повиновения? Разве мало жертв мы принесли во имя наших священных надежд? Ради усиления государства? Пять султанов, пять шакалов, не желая договориться между собой, хотят разодрать нашу страну на пять частей. Не уступает им и лютый Абулхаир, этот стервятник. А что получается — не добившись своего, эти кровопийцы стравливают, как собак, лучших сынов народа, рожденных для достойных и славных дел. Это же повадки воронья, снующего в поисках падали. Абулхаир мог бы сплотить Младший жуз, но он не верит своему сопернику Бараку. Барак ссорит обедневших родичей, ведет себя нечестно. Когда же мы скинем проклятый хомут? И есть ли на свете дубина, которая не гуляла бы по спине казаха; есть ли кинжал, который не врезался ему в грудь?»
Казыбек снова стиснул в руке камчу, он подумал, что нет в народе крепости этой ременной плетки, и с досадой бросил ее на землю.
— Вот что я вам скажу: больше не кочуйте попусту. Подчиняйтесь только ханскому указу и не бойтесь ничьих угроз. Если Абулхаир кичится своей силой, пусть воюет с тургаутами и ойротами. Теперь он вас не тронет, даже не подступится к вам. — Казыбек достал из нагрудного кармана фирман{44} и протянул старцу. — Зима на дворе, вы заморозите детей. Идите вверх по Сары-су, до гор Ортау. Там много таких урочищ, удобных для зимовья. Доброго вам пути!
…Через четыре дня Казыбек добрался до своего аула в Улытау. Он велел заколоть жирную кобылицу, угостил Куата и его друзей, дал ему большой отряд джигитов во главе со своим сыном Бекбулатом. Напутствуя Куата в дальний путь, он сказал:
— Сынок, эту поездку считай для себя испытанием доблести. Суртай — защитник народа, предводитель джигитов. Но больше, чем батыр, он прославился как поэт. Я не думаю, что он оступился. Суртай попал в безвыходное положение и может стать жертвой кривотолков. Ты это учти. До сих пор я ни от кого не слышал хотя бы об одном его проступке. Думаю, что и впредь не услышу. И это ты запомни. Часто отчаянье, а не ярость движет занесенной дубиной. И горькая обида. У Суртая гордый, независимый характер. Может, поэтому он совершил что-то недозволенное. Но и ты не веди себя опрометчиво, когда речь идет о герое героев, о чести и совести страны.
