. Это очень жестокий закон. Но не будет единства без жестоких законов. И распоясавшихся султанов к порядку не призовешь. В хватке Абулхаиру не откажешь. Но его хваткость оборачивается бесчестностью. Он кочует отдельно от других, сам себе голова. Взгляд у него лукавый, но вряд ли он затевает что-то путное. Тауке прибегает к крутым мерам, чтобы пресечь наглость и самоуправство султанов. Но сам он похож на канатоходца, чей балаган вот-вот расползется по всем швам. Если мы хотим прекратить кровопролития и междоусобицы, надо стремиться к общей цели. Пока мы ее не обретем, не рассеются над нашими головами тучи. Могущество русских все возрастает. Говорят, они разбили своего северного соседа — Шведское царство. Чего мы добиваемся, постоянно ссорясь с русскими? Разумно ли это, когда мы можем опереться на них и вернуть свои земли, захваченные ойротами? Абулхаир как бельмо у нас на глазу. Вот недавно угнал скот на земле башкиров. Неужели он забыл колыбельную матери, где поется, что нет большего сокровища, чем мирная спокойная жизнь? Неужто ему хочется, чтобы наша богатая страна обессилела от постоянных раздоров?»
К вечеру они добрались до родника и расположились на ночлег. Быстро разожгли костры, поставили походные юрты.
Несмотря на сплошную облачность, снегопад не начался. Но порывистый ветер не унимался. Вскоре они легли спать.
В полночь их разбудил чей-то голос.
Путники встрепенулись:
— Что случилось?
— Что такое? Почему он кричал?
— Я проснулся, вижу — к нашему роднику идет какое-то кочевье, — сказал джигит.
— Ну что же, пусть придут, поговорим.
Вскоре они увидели беженцев. Их было много, три-четыре аула. Как только люди расположились у родника, Казыбек расспросил их, кто они и куда путь держат. Предводитель, многоопытный старец Алдонгар, насупил седые брови, чуть наклонил голову и начал свой рассказ:
— Что теперь спрашивать, как приключилась беда! Мы из рода тама Младшего жуза. Не один месяц бредем так, бесприютные, изможденные, на грани смерти. Мы уже не народ, влачим жалкое существование, подобно диким зверям в этой безлюдной степи. Больные, калеки, убогие — вот кто в нашем кочевье. Родная земля — золотая люлька, так мы думали по старинке и где только не скитались, но золотой колыбели до сих пор не нашли. Ничего у нас нет: ни стойбища, ни крыши над головой, ни средств для жизни. Скот украли, людей угнали. Сайгак и тот мечется по степи, пока не найдет убежища. А нам не на что надеяться. Спасаясь от тургаутов, мы покинули Илек и Эмбу. Потом прятались на берегах Иргиза и Тургая. Поочередно укрывались то здесь, то там, но потеряли и это прибежище. Мы привыкли довольствоваться малым, но аллах и эти крохи перестал нам давать. Джигиты Абулхаир-султана угнали последних лошадей за то, что мы не стали участвовать в набеге на башкиров. А башкиры, которых они ограбили, напали на нас и забрали все, что можно. Угнали девушек и молодых вдов, не внемля их рыданиям. А мы, глотая слезы, побрели сюда. Нет горше зла, причиненного своими. Разве можно их простить, если они ограбили нас хуже чужеземцев, да еще врагов навели. С того страшного дня мы кочуем только по ночам, а днем прячемся где-нибудь. Кто знает, может, Абулхаир-султан гонится за нами? Вот и бежим, как трусливые зайцы… — Алдонгар замолчал, но в его скорбных глазах была немая просьба: мы сделали все, что вы велите, помогите нам хоть советом.
