Корабай ехал без шлема. Голова его, как чалмой, была повязана материей, на виске бугром запеклась кровь; кровь багровой полосой протянулась до скулы. На джигите не было лица. Белый, как стена, он еле держался на коне.
— Развяжите его!
Растерев отекшие пальцы, Корабай рукоятью камчи прибрал повод и поравнялся с Жомартом.
— Теперь расскажи, братец, кто ты будешь.
— Наверное, дивитесь вы, Жомарт-ага, — Корабай горько усмехнулся, — зачем я подставляю собственную шею за тех, кого не счесть в долинах, чей след теряется в песках?
— Да. Неясно мне, как ты живешь, ведь ты стрела, пущенная из чужого лука, меч, занесенный вражеской рукой. Ведь так? — Жомарт посмотрел на джигита и стал ждать ответа.
— Не то что вы, я сам не пойму этого. Выходит, на роду мне было написано стать цепной собакой — пес кидается на всякого, когда его натравят. Так и я существовал, не задумываясь ни о себе, ни о жизни. Мой хозяин науськивал меня на кого хотел. Зовут его Ереняк, он богач, табуны его пасутся в пойме Енисея, а там распоряжаются ойроты. В дни мира я пасу его скотину, а грянет гром — служу джунгарам. Дом для меня — конь, крыша — открытое небо. Как пес с рогатиной на шее, не дающей осмотреться, я кусал всех напропалую. Ни о ком заботы, ни в ком поддержки. Такая буйная неприкаянная душа не может найти своей доли, ее удел — постоянно оступаться. Нередко человек входит в разум, лишь когда его судьба по макушке стукнет, только тогда одумается. Вот и мне, видно, пришла пора. — Так Корабай открыл Жомарт-батыру свое сердце, смывая с него накипь минувших дней.
А было это летом тысяча шестьсот девяносто восьмого года.
Жомарт привез Корабая к себе в юрту. Он подумал, что за угощением и хорошей беседой он лучше узнает молодого киргиза.
Корабай увидел в Жомарте открытое сердце, добрую расположенность и с радостью принимал его уважение, его хлеб-соль. В разгар беседы они услышали дробный стук копыт, кто-то на полном скаку осадил коня прямо возле юрты.
— Батыр! Ты дома?
Жомарту пришелся не по нраву дерзкий гость: слыхано ли — грубым окриком вызывать хозяина! Нет чтобы справиться о здоровье, пожелать благополучия его дому, как велит обычай предков. Жомарт поставил поднесенную было к губам расписную чашу с кумысом и сделался багровым.
— Разве враги напали на тебя? Входи и говори.
— Батыр! Враги напали. Сегодня и вчера. Всего лишь день назад вот он напал, а нынче здесь сидит как гость и принимает твой почет. Чего мне ждать? Когда убьет отца? Отдай его сейчас же мне — он пленник мой! — кричал приехавший у входа в юрту.
