Песнь моя — боль моя | страница 4
— Крепко бьете, агатай!{7}
— Кто ты будешь? Как сказал ты — агатай?
— Я ваш младший брат, киргиз. Мне дали имя Корабай, — сказал джигит и темной глыбой стал сползать с коня.
— Вот это да! Как жаль!
Раздосадованный, Жомарт не хотел оставлять Корабая, но тут схлестнулись два людских потока, и киргиз, как щепка, закачался на крутой волне. Битва закипела в море крови. «Бей!», «Вали!», «Вяжи!» ревели казахские сарбазы, им вторил истошный крик ойротов: «Уррах!», накаляя нервы, распаляя ярость, вздымая к небу шквал охрипших голосов.
Битва длилась до заката, обе рати поредели. В угрюмом сумраке джунгарский хунтайши{8} Цэван-Рабдан отдал приказ войскам — сражаясь, отступать.
Полчища ойротов пятились в степь, как конь, которого стегают по лбу.
Но Тауке-хан не хотел преследовать противника в полную мощь. Всю ночь гнали казахи ойротских шериков{9} подальше от джайляу, истребляли их по возможности, а на рассвете отступили.
Но солнце не взошло, хотя ему и полагалось появиться. Небо засветилось, было кроваво-красной полосой, но тут, откуда — неизвестно, косматой стеной налетели тучи и скрыли солнце в своей темнице. Ни грома, ни молнии, сверкнет на миг и так же безнадежно гаснет.
Всего какой-то час назад просторная степь переливалась множеством цветов в бледных утренних лучах, вольно дышала, распрямив богатырскую стать, а теперь тучи плыли чуть ли не над землей, сжав тисками дремавшее небо, и степь словно потеряла свои краски и, приготовившись к набегу холодного дождя, сникла, съежилась.
У Жомарт-батыра сильно ныли руки, и он с трудом держался на коне. Прицепив копье при помощи петли к ноге, облокотившись на рукоять камчи, он пытался передохнуть в седле. А сам все думал о Корабае. Киргиз, падая с коня, сказал ему «агатай», вместив в это слово и восхищение, и боль, и раненую гордость. В смелых глазах джигита тогда как будто полыхнуло: «Ударь, коли занес руку, но не оскорбляй жалостью!» Где ты остался, молодой батыр? Что за напасть заставила тебя служить Цэван-Рабдану?
Дождь капал ему на голову, и Жомарт поглубже надвинул малахай. Озираясь, он глядел по сторонам, как резвый конь. Как вдруг… словно сполох молнии, обжег ему глаза мухортовый цвет. Кто-то вел на поводу лошадь киргиза. А на ней, связанный по рукам и ногам, сидел Корабай. Да, тот самый киргиз, что всю ночь стоял у него перед глазами и шептал слово «агатай».
Жомарт подъехал к нему. Его дальний родственник Мукатай, ведший на поводу коня, да и сам Корабай, узнав Жомарта, поприветствовали лишь движением губ. Один глядел гордо, другой был подавлен.