— Так что с курением? — Карл поворачивает бутылку этикеткой к себе. Зачем-то вчитывается в мелкий шрифт. Дэрил молча смотрит на него какое-то время, застыв с протянутой рукой. Говорит недоуменно:
— Какая разница?
— Это что, тайна?
— Нет, я… не помню, когда начал, — хмурится он. Подходит к Карлу и отбирает бутылку, с ходу свинчивая крышку. — В одиннадцать, может быть.
— Ого.
Ого, малой. Это то слово, которое можно подписать подо всю мою жизнь.
Он тушит сигарету об одну из полок и бросает бычок в угол комнаты. Подносит горлышко к носу и глубоко вдыхает крепкий запах. Алкоголь. Боже, Мерл бы слюной изошёл от зависти.
Качает головой, усмехаясь. Опускает глаза на Карла.
Замечает взгляд и спрашивает:
— Что?
— Это… рано.
— Почему?
Рано? Серьёзно?
Его одиннадцать лет были самой паршивой дырой, какую можно себе представить на всём жизненном пути. Его одиннадцать — как распутье двух грязных дорог. С одной стороны та, которая ныряет в глубокий, бездонный, нахрен, обрыв. А с другой — та, которую выбрал Мерл. Дэрил жив только потому, что пошёл за ним. В чужую жизнь, на чужую дорогу. Там их ждал байк, алкоголь, бродяжничество, люди, от которых холодок по спине пробегал. Даже тюрьма, мать её так.
Больше в его жизни дорог не было. Только эта и та, что предназначалась ему — просто рухнуть в бездну и позволить миру забыть о Дэриле Диксоне.
Дэрил делает большой глоток и с удовольствием жмурится, когда язык обжигает алкоголем. Давно этого не было. Очень давно.
Он одобрительно бормочет себе под нос.
— Я не знаю, — Карл наблюдает за ним. — Одиннадцать — это рано.
Крышка возвращается на место. Бутылка кочует в сумку.
— Может быть, — говорит Дэрил. Шмыгает носом и облизывает губы, снова оглядываясь по сторонам. — Переждём дождь здесь. Дом пустой.
В таких домах обычно проводят большие вечеринки.
Высокие потолки, модные картины, DVD, музыкальный центр. Всё однотонное и слитное, как один огромный кусок золота. Теперь эта дребедень не стоит и цента. Теперь деньги и лоск обесценены.
«Джек Дэниелс» в сумке — вот настоящее богатство.
Глотку слегка печёт, и от этого горячая расслабленность разливается по шее — вниз, к грудной клетке. Дэрил только в этот момент обычно понимает, насколько заебался. Только тогда, когда падает на диван, закинув руки на спинку, откинув голову и широко расставив ноги. Выдохнув.
Смотрит в серый потолок с паутиной трещин в одном из углов, и думает, что когда-то он мог мечтать о такой гостиной.
