Ромась положил леснику руку на плечо:
— Вот что, Корней Емельянович, завтра пять молодцов заявятся к тебе в лес с пилами и топорами, ну и еще кое с чем. Можешь ты вроде как бы не заметить нас?
— Ты за кого меня считаешь?
— За самого преданного куракинского холуя.
Лесник вскочил, надвинул в этот раз треух на лоб до самых бровей и рванулся к дверям.
— Бай, Ромась, на свой пай, а я раскину на свою половину.
— Не торопись, — осадил его опять Ромась, — записался в прихвостни, вперед не забегай! И не советую со мной умничать: умнее тебя в тюрьме сидят.
Из класса сквозь гомон, смех и шум прорезалось дергающее пиликанье скрипки.
Ромась повернул лесника за воротник лицом к себе.
— Завтра в Бунаковское урочище мы к тебе заявимся. А что я тебе сказал — это не просьба, а приказ. Секретный. Военная тайна. Заруби себе это на носу.
Лесник дернул плечами, как конь в хомуте, и выскочил в прихожую. Семен Матвеевич встал, плюнул за порог и закрыл дверь.
— Зачем ты, Ромась, назвал ему Бунаковскую пущу?
— А затем, что мы ни завтра, ни послезавтра в эту пущу не поедем. Пусть ищут тумари ветру в поле. — Ромась снял с гвоздя винтовку и набросил погонный ремень на плечо.
Семен Матвеевич махнул крестообразно трубкой:
— Дай слово, Ромась, что без самогона обойдетесь.
— В лесу — боже упаси! А выедем на долинку, да сядем под рябинку… Тут уж никак, Семен Матвеевич, нельзя!
Ромась скрыл от всех, что едет он с компанией вооруженных и преданных ему ребят совсем не за строевым лесом для хаты. С первого дня своего приезда в Копань он связался с бандой дезертиров сороколетовского Шинглы. Никто из этой банды не вступил в военно-революционный отряд и не зарегистрировал в ревкоме свое оружие. Даже пулемет «льюис», который Шингла ухитрился как-то пронести через заградительные зоны, банда укрыла на своей дезертирской базе. Ромась знал все это и назначил Шингле и его сторонникам явку на их базе с целью якобы обсудить совместный план действий против ревкома. На самом же деле он решил напоить банду до положения риз и обезоружить. Ромась сознавал, что задуманное им дело очень рискованно и что сам Шингла и его головорезы с звериным нюхом. Потому и утаил свою операцию от ревкома из боязни, что потребуют обсуждения его затеи на заседании. А это разгласит тайну непременно. Так думал он.
Северьянов возвратился, перетанцевав почти со всеми девчатами. Семен Матвеевич рассказал ему о затее Ромася учинить самовольную порубку леса. Слушая своего приятеля и перелистывая книгу, Северьянов вспомнил рассказ Василя о том, как однажды Семен Матвеевич воровал дрова в княжеском лесу. Нарубил, наложил воз, тронулся из лесу и на радостях по привычке затянул: «Солнце всходит и заходит». Голос пронзительный. Весь лес насквозь прошивает. Ну, лесники и встретили его. Свалили дрова и отняли топор. Неделю потом отрабатывал Семен Матвеевич штраф, наложенный князем.
