— Нам было так хорошо здесь, — сказала Симона.
Она взяла его за руку. Они оба закрыли глаза.
В Париже они сняли апартаменты в отеле «Мадлен». Окна выходили на бульвар, поток машин и прохожих оглушал Поля, и он нервничал. Он взял с собой макеты кораблей, но строить ему не хотелось. Он не отходил от Симоны. Он часто клал руки ей на живот, чтобы почувствовать, как шевелится ребенок. Они читали, слушали музыку. Заказывали обед в номер. Как–то днем сходили в Салон детства, в другой раз — на концерт Луи Армстронга в зале «Плейель», раз или два в кино, но Симона не любила развлечения. Под предлогом дождя или холода она оставалась в своем коконе. По правде говоря, она стеснялась.
Он улыбнулся, когда она осмелилась признаться ему в этом. Он–то хотел бы продемонстрировать всем прохожим, что его жена беременна, гулять с ней рука об руку со спокойной уверенностью сильного. Но она соглашалась выйти только для похода к врачу, да и сами врачи ее смущали, она с трудом переносила эти визиты.
В середине декабря ей сказали, что все случится очень скоро, и что оба — и она, и ребенок — в полном порядке. В этот вечер она согласилась пойти в ресторан, показаться на людях, и даже пригубила шампанское, которое привело их в приподнятое состояние духа. В зале висели огромные люстры, и Поль заметил, что они отражаются в ее глазах.
Ночью она ворочалась в кровати. Он включал лампу, целовал Симону, но она даже не просыпалась. Он долго смотрел на нее и, если потом не
мог заснуть, гасил свет и лежал в темноте, не двигаясь, с открытыми глазами.
За неделю до Рождества он отвез ее в клинику на такси. Он оставался возле нее до вечера, от волнения грыз ногти. Потом с наступлением ночи, когда не мог больше слышать ее первые стоны, вышел пройтись.
Он ходил по улицам, украшенным к празднику, проглотил сэндвич в каком–то кафе, посмотрел фильм, в котором ничего не понял.
Около полуночи в клинике перед дверью палаты его ждал врач. Поль не успел еще раскрыть рта, как тот стал его успокаивать:
— Все в порядке. Вы скоро сможете ее увидеть, но пока пусть она отдохнет.
— Ей было очень больно?
— Да нет, — сказал врач. — Все прошло очень хорошо.
— А он?..
— Он? Нет, это девочка…
— Девочка? — сказал Поль.
И он выделил это слово, чтобы посмаковать его нежность.
— А она… она тоже в порядке?
Врач не опустил глаза:
— С ней не все хорошо…
— Она..?
— Нет, — сказал врач, — но с ней не все хорошо.
Мгновенье Поль не знал, что сказать. Наверное, он думал обо всем, кроме этого.
