В результате русские — цивилизация малочисленная и запоздалая, но при этом уникально цепкая — делают ставку на псевдоморфозу (по Шпенглеру, псевдоморфоза — имитация внешних культурных, государственных, социальных форм, насыщенная иным смысловым содержанием, иным мировидением, как Европа в годы Возрождения являла собой псевдоморфозу античности). Их элиты, как правящие, так и культурные, усматривая в себе самих не то часть, не то ипостась цивилизации-лидера, стремятся сделать свои проблемы частью проблем Евро-Атлантики, если не основным содержанием ее истории. Это тот комплекс "похищения Европы", о котором я много писал и который в XVIII–XX вв. проявился, в частности, в намерении России выступать непосредственно европейской и средиземноморской геополитической силой. Отсюда, в мире трех последних веков мы обнаруживаем "сшибку" двух больших геополитических тенденций: Евро-Атлантика эволюционирует к "всемирности", а русские наседают на Евро-Атлантику, внешне имитируя и приспосабливая к себе ее культурные формы — ив том числе ее идеологии. Наш большевизм стал попыткой самоотождествления русского цивилиза-ционного "человечества" с квазирелигиозной идеологией "большого стиля", обретшей в России свое "истинное" отечество и сравнимой по мобилизационному импульсу с мировыми религиями. "Глобализация" Запада схлестнулась с притязаниями русских на мировую революцию, после которой они бы просто растворились в преобразованной ими "под себя" Евро-Атлантике.
V
Бесконечный спор между русскими "европеистами" и "евразийцами" оказывается довольно-таки смешон, когда мы осознаем, что "страна за Великим Лимитрофом", добивающаяся статуса европейской великой державы, собственно, не могла бы осуществить свои чаянья иначе, нежели в ипостаси "России-Евразии", т. е. империи, поглотившей Лимитроф. В самом деле, осуществление этих притязаний предполагало доступ России либо прямо к платформе коренной романо-германской Европы, либо к тем регионам — Среднему Востоку, Индии, позднее Китаю, на которые были нацелены интересы ведущих государств "всемирной цивилизации". Последствия такой установки я показал в "Острове России": практически подобный доступ обеспечивался лишь интеграцией земель Великого Лимитрофа в "тотальное поле" — геополитическое тело России, с постепенным сдвигом ее государственных границ к тем дальним пределам Лимитрофа, где уже прямо начинались европейская и средневосточная платформы.
