На этот раз Баранников, обратившийся в одно большое чуткое ухо, даже не заметил, как добрался до четвертого этажа. Позвонил в двадцать девятую, бросил с порога:
— Вы не слышали, после моего ухода сверху никто не спускался? Там женщина из окна выпала. Можно я от вас позвоню? — и, не дожидаясь ответа, отодвинул остолбеневшую девушку в сторону. Вломился в комнату, споткнулся, неловко схватился за дверцу шкафа, но на ногах все равно не удержался.
— Вам нехорошо? — тревожно спросила Нина.
— Нет-нет, все в порядке, — заверил Палыч, убедившийся, что ни в шкафу, ни под диваном не прячется чудесным образом объявившийся новобрачный. — Хотя… водички можно попросить?
И опять-таки без разрешения потопал за хозяйкой на кухню, мимоходом заглянув в ванную и в туалет. Выпил залпом кружку воды, поблагодарил и устремился к выходу.
— А позвонить? — крикнула ему в спину остолбеневшая хозяйка.
Баранников только рукой махнул. Он мчался наверх, на пятый этаж. Вход в квартиру старухи Сидоровой преграждала хлипкая двустворчатая дверь, вышибить которую не составило бы труда. Но Глеб Палыч оставил это удовольствие коллегам, а сам лишь приник глазом к внушительной скважине древнего замка. Ключ был на месте — с внутренней стороны.
«Ты перегрелся, — строго сказал себе Баранников. — СС вывалилась из окна совершенно самостоятельно. Типичный несчастный случай».
Но внушение не подействовало.
Баранников позвонил в дверь тридцать пятой квартиры. Здесь жила семья Малаховых, которой Глеб Палыч очень сочувствовал. Муж и жена, обоим чуть за шестьдесят, и мать мужа, последние десять лет пребывавшая в глубоком маразме. Больная на всю голову, во всем остальном бабка отличалась отменным здоровьем. И исключительной вредностью. Днем и ночью старшая Малахова орала дурным голосом, обвиняя домочадцев в намерении сжить ее со свету, уморить голодом, обокрасть, покалечить и выгнать на улицу. Старуха Сидорова исправно писала на Малаховых анонимки, сообщая животрепещущие подробности издевательств над больной женщиной. Если верить пасквилям СС, старшую Малахову регулярно обваривали крутым кипятком, в мороз привязывали нагишом к кровати и открывали окна, сутками держали без еды и воды, травили тухлыми продуктами и смертельными дозами медикаментов. Младшая Малахова — тихая, кроткая женщина, выглядевшая почти ровесницей свекрови, — сильно страдала от несправедливых обвинений. У Баранникова сердце разрывалось от жалости всякий раз, когда, являясь с очередной проверкой, он выслушивал печальную повесть Анны Григорьевны о силах, подорванных уходом за свекровью, и отпаивал несчастную валокордином. Ему очень не хотелось снова нарушать ее покой, но окна малаховской квартиры тоже выходили во двор. Женщина могла наблюдать трудовой подвиг ненавистной старухи Сидоровой.
