— Анна Григорьевна, вы только не волнуйтесь. Я по поводу вашей соседки. С Октябриной Егоровной произошел несчастный случай. Мыла окно и упала. Вы ничего не видали?
— Нет… Я кормила Ольгу Ивановну, — растерянно сказала Малахова, кивнув на пустую суповую тарелку, которую поставила на тумбочку, когда вышла на звонок.
— Врешь, Нюрка!!! — раздался пронзительный старческий голос. Дверь за спиной Анны Григорьевны затряслась от ударов. — Ты меня уже два дня не кормишь, взаперти держишь!
— Как вам не стыдно, мама! — Мучительно покраснев, Малахова схватила Глеба Палыча за руку. — Прошу вас, пойдемте, убедитесь сами!
Баранников не стал упираться и прошел вслед за Анной Григорьевной. Ее свекровь, совершив немыслимый скачок через полкомнаты, схватила с тарелки здоровенную котлету и торопливо запихнула ее в рот, после чего выразительно уставилась на сиротливо одинокое картофельное пюре. Смотрите, мол, сами, разве это можно назвать едой?
— Все ясно, — сказал Баранников, бросив быстрый взгляд на опущенные занавески. — Не подавитесь, Ольга Ивановна. И… не мойте окон в дождь, — добавил он, уже выходя и покосившись на Анну Григорьевну.
Окна соседней, тридцать четвертой квартиры выходили на улицу. Ее обитателям — студенческой семье Капраловых, полгода назад ставших счастливыми родителями двойни, — тоже изрядно досталось от Сидоровой. Всякий раз, когда к студентам приходили гости, в милиции раздавался анонимный звонок, и некто извещал дежурного, что в наркопритоне по адресу Успенский переулок, дом двенадцать, квартира тридцать четыре началась очередная оргия. Правда, с рождением близнецов звонки как-то прекратились — вероятно, молодым родителям стало не до гостей.
Баранников прижался ухом к двери. Не считая смутного ровного гула, в квартире стояла тишина. Глеб Палыч нажал на кнопку, подождал и нажал посильнее. За дверью послышались торопливые женские шаги и детское хныканье.
— Зачем же так трезвонить? — прошипела, открывая, Маша Капралова. — Они еще полчаса должны были спать! Из-за вас я достирать не успела.
Тут хныканье переросло в могучий хоровой рев, и молодая мамочка умчалась к разоравшимся чадам, неопределенно махнув участковому рукой. Глеб Палыч предпочел истолковать жест как приглашение и вошел. Наскоро оглядев прихожую, пощупал зачем-то колесо сдвоенной коляски, заглянул в ванную, где в таз с пеленками и распашонками низвергалась струя кипятка, крикнул в сторону комнаты: «Я позже зайду. Извините!» — и вернулся на лестничную площадку.
