В Мемеле надеялись получить подкрепление либо морем, либо по воздуху. Но оно всё не приходило и не приходило. Гудериан якобы выступал за подобные меры, но Гитлер воспротивился и даже заподозрил начальника своего Генштаба в измене. Приказ звучал: «Не отдавать врагу ни пяди немецкой земли!»
По мере того, как дни становились короче и темнело все раньше и раньше, надежд на спасение в последний момент оставалось все меньше. Войска охватывал ужас, с каждой ночью делавшийся все более беспросветным. «Но признаваться в этом было нельзя», — говорит отец. — В любом случае, население этого несчастного города своевременно эвакуировали, но гарнизон обязан был держаться до конца.
Отец вспоминает жутковатый эпизод. Один ефрейтор, совсем мальчишка, перед самым падением города получает Рыцарский крест. По этому поводу устраивается пирушка. К тому же в покинутом владельцами замке. За длинным столом, уставленным свечами в канделябрах. «Просто мальчик, — рассказывает отец, — лет восемнадцати, ну, может быть, девятнадцати. Глаза у него сияют от света свечей и шампанского. А из-за линии фронта доносятся звуки вальса: это русские расставили вокруг осажденной крепости громкоговорители».
— Вот так мы и сидели, слушая вальсы и призывы сдаваться, обращенные к немецким солдатам. «Товарищи, — без обиняков объявляли русские пропагандисты, — говорит пехотинец такой-то, рядовой такой-то роты. У меня все хорошо, а как дела у вас, не валяйте дурака, спасайте свою шкуру, пока еще есть шанс! Переходите к нам и не забудьте миски!»
На следующее утро была назначена ПОПЫТКА ПРОРЫВА, и, разумеется, юный кавалер Рыцарского креста в ней участвовал. Я еще успел его сфотографировать в укрытии, у пулемета — само собой, смело глядящим в лицо опасности, рядом со столь же смело глядящим в лицо опасности секретарем окружного отделения НСДАП. Потом я снимал еще что-то, черт его знает, что именно, сейчас не могу вспомнить. Но, вернувшись, узнал, что ефрейтор погиб.
Вечером прилетел самолет за моими снимками. Пришлось сказать экипажу, что юноша, только что удостоенный Рыцарского креста, погиб СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ, как это красиво именовалось в официальных реляциях, но это никого не интересует. В газете незамедлительно появляются мои фотографии, в первую очередь те, на которых запечатлен юный герой. Но никакого известия о его гибели газета не публикует: похоронку его родные, вероятно, получили лишь месяцы спустя.
На другой пленке отец говорит, что оказался одним из немногих счастливчиков, вырвавшихся из осажденного Мемеля. А именно — по воздуху, на безоружном «шторхе», как обычно. Местом следующей войсковой операции был, дай Бог памяти… Штеттин. Эту пленку я записал еще в больнице, но не в палате, а частью в коридоре, частью в больничном саду.
