Вернувшись домой Жорж и Фоконьяк подумали о своем туалете и вечером явились на бал. Все повернули головы к этим знатным иностранцам.
Как люди, привыкшие повсюду производить впечатление, маркиз и кавалер удостоили некоторых дружелюбной и покровительственной улыбкой; потом пошли поклониться принцессе Полине, которая в отсутствие императрицы, являвшейся только в середине бала, играла роль хозяйки.
Герцогиня приняла приветствие приезжих с очаровательной улыбкой; она хотела заставить кавалера забыть холодный прием, который она оказала ему за обедом.
– Мне сказали, – начала она, – что сегодня утром вы были в Магдаленском замке, на сцене подвигов Кадруса?
– Действительно, герцогиня, мы с маркизом де Фоконьяком из любопытства ездили туда утром.
– Говорят, что с племянницами барона де Гильбоа разбойники поступили очень жестоко.
– Этого не было видно.
– В самом деле? Тем лучше! Это заставило бы меня презирать Кадруса, которого я очень уважаю за его вежливость с своими жертвами. Это идеал разбойника.
Жорж вздрогнул.
– Вы очень высокого мнения об этом разбойнике? – спросил он.
– Это герой преступления! – сказала она смеясь. – Он возбуждает восторг даже в самых добродетельных людях. Говорят, что племянницы барона де Гильбоа приедут на бал, – прибавила она.
– А! – сказал Жорж каким-то странным тоном.
Герцогиня это заметила.
– Вы знаете этого господина? – спросила она.
– Немножко, – ответил Жорж, – раза два имел честь с ним говорить.
– А с его племянницами? – спросила молодая женщина.
– Я никогда не был в Магдаленском замке и лишь мельком видел их. Впрочем, с ними было бы очень трудно говорить. Барон де Гильбоа, как любящий дядя, говорят одни, – искусный опекун, а другие говорят, что он окружил своих племянниц и питомиц такими предосторожностями, что до сих пор никто не был коротко с ними знаком. Так что я не могу сам судить о достоинствах этих молодых особ, которых, впрочем, находят очаровательными.
– И вас не обманули, – сказала герцогиня. – «Очаровательными» – слово слишком слабое, следовало бы сказать «красавицами», особенно для искателей приданого, потому что у одной из них, Жанны Леллиоль, не менее тридцати миллионов. Другая, Мария де Гран-Пре, правда, не так богата, но зато у нее большие черные глаза, которые сами по себе составляют приданое.
Кадрус сделал движение, чтобы отойти.
– Остановитесь, – сказала ему герцогиня. – Вот барон де Гильбоа. Племянницы его займут эти два свободных кресла. Я обещала быть их руководительницей при дворе. Остановитесь, кавалер де Каза-Веккиа, и вы, маркиз. Я буду иметь удовольствие представить вас моим двум протеже.
