Тихий Дон. Книги 1–2 | страница 6
Целые армии вдруг покидают фронт и расходятся по куреням. Потом внезапно бросают свои хозяйства, вновь собираются и, выбрав себе полководцев, превращаются в грозное боеспособное войско. Сложные, неожиданные судьбы выпадают на долю отдельных людей. Беспартийный батареец Подтелков предъявляет ультиматум Военно-революционного комитета войсковому атаману Каледину и затем, избранный председателем Донского Совнаркома, героически гибнет при попытке мобилизовать полки бывших фронтовиков. Другой подлинный исторический персонаж — Яков Фомин появляется впервые на страницах романа дезертиром, покинувшим фронт мировой войны. Петр Мелехов долго помнит «мерцающий влажный взгляд Фомина и тихое: «Невтерпеж, братушка…» Потом Фомин — влиятельный красный командир, о котором Штокман говорит с уважением, и, наконец, он — главарь той самой банды, куда попадает Григорий, скрываясь от правосудия.
Лихое время, когда смелой, сказанной вовремя речью можно остановить бунт или потерять голову, как Подтелков. Когда не один Григорий Мелехов, а великое множество отчаянных людей должны сделать решающий выбор. И не всегда казаку легко узнать, где настоящая правда. Кровь одинаково льется обоими лагерями.
…Хутор Татарский. При виде родного угла схватывает горло. Заклятые враги: Митька Коршунов и Михаил Кошевой — одиноко и тоскливо бродят по пепелищам. Первый вопрос вернувшихся к членам семьи, оставшимся в курене: как хозяйство? Скотина? Именно так, вероятно, спрашивал Агамемнон, вернувшись из Трои.
Замечательно, что четвертая книга эпопеи Шолохова, по свидетельству всех критиков, — сильнейшая, отличается почти полным отсутствием внешних событий. Но именно здесь роман делается по-настоящему эпичным. Изобразительная сила Шолохова возрастает там, где он остается почти наедине с немногими персонажами.
Поразителен по простоте и человечности, но чудовищен по ситуации момент, когда суровая Ильинична — мать, не могущая забыть своего сына Петра, ненавидящая его убийцу Кошевого (жениха ее дочери), неожиданно для себя, пораженная больным измученным видом Кошевого, пододвигает ему тарелку, доверху налитую молоком, со словами: «Ешь ты, ради бога, дюжей! До того ты худой, что и смотреть-то на тебя тошно… Тоже жених!»
Мать и убийца ее сына, мирно сидящие за столом, для античного драматурга — начало новой трагедии. Здесь — ее завершение.
Эпос не роман, где исторические события чередуются с картинами частной жизни. Частная жизнь эпического героя и есть сама история. Так, метания между несколькими правдами, переходы из лагеря красных к белым и обратно, — отнюдь не частный факт биографии Григория Мелехова. Его жизнь представляет интерес как раз тем, что он повторяет метания донского казачества, являясь частью живой, творимой истории. Даже сугубо личное — любовь к замужней Аксинье — выражает своеволие, исконную черту казака, вступающую в конфликт с устоями той же казацкой морали. Мораль супружеской верности — более позднего происхождения. Она — порождение собственности, земельного надела, который было бы обидно передать прижитым, а не своим кровным детям.