Всё-о-о-о-о!!!
Может, я больной какой?
Нет, я хотел Ирку. Разумеется. Я представлял ее без одежды, представлял, как целую ее в разные места. И всякое еще представлял.
Но менее страшно от этого не делалось.
Я пошел качаться на качелях.
Ребенок, гуляющий с мамой, удивленно смотрел на меня и улыбался.
Я тоже улыбнулся – и ему, и маме.
Они, видимо, откачались свое и пошли со двора по улице.
Я зачем-то таращился им вслед и не мог оторвать взгляда. Как будто у меня такое задание: смотреть, как мальчик с мамой удаляются по улице, и пока я не выполню его до конца, не имею права делать ничего другого.
Придумал себе такую фигню.
Улица была абсолютно пуста, и я их видел очень хорошо. Они становились все меньше и меньше… Уже превратились в силуэты, но я их еще мог разглядеть.
А потом силуэт ребенка превратился в маленький черный шарик. Шарик этот все удалялся, удалялся, а потом…
Потом он стал почему-то похож на таракана – того самого, которым я пытался покормить Лягу. Я вспомнил, как противно размок таракан в воде, и меня чуть не вырвало.
Но я зачем-то вперился в этого мальчика-таракана и не мог оторваться. Пока он совсем не исчез. И даже еще потом пялился, уже ничего не видя.
«Наверное, я – сумасшедший, – решил я. – И чего теперь делать?»
Я шел к своей любимой девушке, чтобы выпить с ней водки и заняться сексом.
Классная история!
А я чего-то сидел и зачем-то оттягивал ее.
Я даже глянул на Иркины окна в надежде, что она увидит меня и позовет.
Но она не видела. И не звала.
По пустой улице проехал велосипедист. Он ехал спокойно и радостно. Он просто воплощал спокойствие и радость, и от этого стало совсем противно.
Надо было подняться и идти становиться взрослым мужиком.
Ни желания, ни сил. Только страх мерзкий. И все…
_______________________________________________
Я вышел из подъезда с чемоданом в руках, и, не оглядываясь, пошел за угол, где меня в машине ждала Ирма.
Я специально не оглядывался. То есть мне хотелось оглянуться, а я этого не делал.
Потому что примета: оглянешься – вернешься. А я не хотел. И все.
Я шел по знакомому двору, потом, перешагнув вечную лужу, вышел на знакомую улицу.
Зажглись фонари. Первые два горели, а третий нет. Сколько я здесь живу, он не горел никогда.
«И что? – подумал я. – Я это все больше никогда не увижу? Почему никогда? Я просто не буду это видеть каждый день. Вот и все».
Я очень хотел испытывать восторг и счастье. Я же понимал: надо их испытывать.
Но не получалось почему-то…
