— Русские — удивительные люди. Они постоянно ищут чего-то, умеют быть несчастливыми, когда у них есть для счастья все, ни в чем не знают меры, и — самое главное — они умеют разбить человеку сердце и сломать жизнь, если говорить о русских женщинах. Насчет мужчин не уверен, но за русских женщин ручаюсь. Ольга — именно такая женщина.
— Маша? — робко переспросила я.
— Маша — это надежда спасения, — отрезал Эрик. — А мысль, что я впервые люблю кого-то безумно, пришла ко мне, когда я увидел Ольгу в Галерее авангардной фотографии в Голенищевском переулке.
…Эрик увидел Ольгу, когда стояла влажная и теплая зима, первая зима мсье Вагнера в Москве. В ГАФ он пришел для обсуждения темы очень приятной и ответственной — своей собственной выставки на тему «Современная Россия». Встреча с директором прошла удачно, и тот предложил посмотреть на жизнь ГАФ «изнутри», то есть взглянуть на открытие другой выставки. Эта выставка, «Виртуальная Москва», и оказалась для Эрика роковой. Он хорошо запомнил, как они с директором поднялись на третий этаж, где для VIP-приглашенных проходил «виртуальный коктейль» с черно-белым кино, французским бордо и русскими сушками. Магнетическим центром коктейля был черно-белый стол, окруженный такими же черно-белыми официантами. Ахроматизм тревожил и бередил сердце, по крайней мере сердце французского фотографа. И Эрику стало еще тревожнее, когда он заметил, что на него смотрит обворожительная женщина с жестокой морщинкой на загорелом лбу. Что-то птичье было в презрительном взгляде широко расставленных серо-зеленых глаз, — она стояла и смотрела, оперевшись одной рукой на каменную балюстраду, а другой потряхивала спичечный коробок с рекламой выставки и какой-то вереницей цифр.
— Вам очень грустно?
Дурацкий вопрос, но остановиться уже было невозможно.
— С чего вы взяли? — неприязненно удивилась она и спрятала спички в карман.
— Я вижу, — повторил Эрик настойчиво.
— Не ваше дело, — резко сказала она, — грустно мне или нет.
— Я понимаю, — сказал Эрик. — Извините.
Повернулся и стал спускаться по лестнице, когда снова услышал удивительный, низкий и в то же время хрупкий голос. Наверное, она сказала «Эй!» — не могла же она сказать «Эрик», она не знала еще, как его зовут… Но он и сейчас уверен, что она крикнула:
— Эрик, смотри… Грустно? Мне так грустно, что я плачу, Эрик. Ты этого хотел?
Он обернулся. Ольга действительно плакала, крупными, легкими, блестящими слезами. Потом подошла к черно-белому столу, отстранив официанта, подхватила только что открытую бутылку бордо и стала, как выражаются русские, «дуть из горла».
