После физзарядки состоялся неприятный разговор со старшиной.
— Рассказывай, Кощеев, где был, что видел.
— Вообще? За всю жизнь?
— Нет, за сегодняшнюю ночь.
— Отпустил бы ты меня, старшина. Всю ночь животом маялся, таблетки пил. Может, у меня холера? Пусть товарищ Кошкина меня получше прощупает.
— Значит, так, рядовой Кощеев. Бесстыжий ты человек. За самовольную отлучку в полевых условиях объявляю тебе пять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Все. Хватит. И никаких гвоздей.
— Дать бы тебе волю, старшина, сожрал бы меня и кости не выплюнул…
Хотя дневальные картошки не начистили, Кошкина успела приготовить фантастический завтрак из гречневых концентратов и самурайских консервов. Барабанов был восхищен.
— Удивили, товарищ сержант! Цены вам нет. — Однако былого благоговения в его голосе не было и в помине. — С хорошего харча и боец веселый, и задание выполняется в срок.
Кошкина присела на скамью рядом с ним.
— Трудная жизнь у него была. — Она чувствовала себя неловко. — Понимаете, товарищ старшина?
— У кого?
— Да знаете вы, у кого! Прицепилось старое, как болячка… Уголовщину не терпит, а словечки блатняцкие употребляет…
— Хулиган он, твой Кощеев! — Старшина решил, что пора перейти на «ты». — А говоришь, уголовщину не терпит. Жить без нее не может!
— Много вы понимаете в людях!
— А почему ты за него заступаешься! Вчера не заступалась.
На ее щеках резко выступил румянец.
— Ладно, товарищ Кошкина, не будем до ссоры доводить. Полезный ты для личного состава человек, гигиену опять-таки любишь. Прошу не серчать… Понял я сразу, что к чему. Среди ночи вдруг вода полилась из дырявых труб и кранов. Думаю, без рядового Кощеева тут не обошлось. И точно: в постели нет его, на очке, извиняюсь, тоже. Дотумкал немного погодя: это он в самоволке по самурайскому подземелью гуляет и шутки шутит… Поднял я кое-кого, заготовили мы на всякий случай воду во все емкости. За тобой послал — нету. Все, значит, понятно.
— А кому еще понятно?
— Сказать, что всем, — сбежишь со стыда. Сказать, что только мне, — не поверишь.
— Чихать я на всех хотела, — вспылила Кошкина. — И на вас лично, товарищ Барабанов, и на вашего Кощеева. Предупредите своих: только кто начнет приставать или ухмыляться — сразу отбуду в гарнизон.
— Так и порешили! — Старшина встал, расправил ремни. — А пока объявляю благодарность, товарищ Кошкина, за вкусно приготовленную пищу!
После завтрака Кощеев под присмотром Мотькина загружал цветной лом в бричку для новой «оказии». Мотькин определял на глаз, сколько получилось меди, сколько свинца и алюминия. И что-то записывал в тетрадь.
