— А бронзу почему не считаешь? Бронза тоже цветмет.
Кощеев подозревал, что Мотькин не знает, что такое бронза, и не может отличить ее от меди или железа.
— Не приказано, — с беспокойством ответил Мотькин. — Ты давай шевелись, квашня. Эдак работать — и до обеда не управимся.
— Ты иди, спроси про бронзу… Вон ее сколько. — Кощеев еле держался на ногах. — А то придется вываливать все да бронзу считать.
— Ну и вывалишь.
— Пошел-ка ты подальше, Мотькин. Пока не спросишь про бронзу, и пальцем не пошевелю.
— Ладноть, хрен с тобой, Кощей. Побегу в канцелярию. А ты не останавливайся, собирай пока медяшки.
Как только писарь ушел, Кощеев забрался в разбитую сгоревшую легковушку, лег на торчащие во все стороны пружины бывшего сиденья, положил голову на холодное железо и мгновенно уснул…
Разбудил его взрыв. Со стороны лагеря неслись крики. «Фрося!» — ожгла мысль, и Кощеев выскочил из машины, побежал, разбрызгивая талый снег. Сквозь промоины в облаках ему в глаза светило бледное солнце…
У казармы горел танк. Густой дым рвался из моторной решетки на корме, и в черных кувыркающихся клубах мелькало яркое пламя. Высокая цилиндрическая башня, короткий ствол 47-миллиметровой пушки, хилые, будто камуфляжные, гусеницы — это был японский танк. По грязно-желтым бортам — черно-синие причудливые драконы.
Чумазый старшина стоял в луже, держась за голову обеими руками, и громко матерился. Бледный Мотькин суетился вокруг него. Дневальные с испуганными лицами носили ведрами воду из бочки, лили на танк. Кощеев увидел Кошкину — жива-здорова, удивленное румяное лицо, расстегнутый ворот гимнастерки. И остановился, приходя в себя.
— А черт с ним! Пусть догорает! — кричал старшина.
К старшине подошла Кошкина.
— Покажите, что там у вас? — сказала она строго. — Вы меня слышите?
Старшина слышал плохо.
— Контузия, — определила Кошкина и бережно повела его под руку.
Кощеев поймал дневального за полу шинели, того самого, который читал «Тома Сойера».
— Что случилось?
Дневальный поставил на землю пустое ведро, начал отогревать дыханием мокрые покрасневшие руки.
— Барабанов пригнал танк, — сказал он. — А Мотькин взломал пирамиду, высадил ногой окно — и противотанковой гранатой.
— Ну Мотькин! — удивился Кощеев.
— Знал ведь, в какое место надо попасть, — продолжал дневальный.
Мотькин трясущимися руками пытался свернуть самокрутку, но у него ничего не получалось. Кощеев соорудил роскошную козью ножку, вставил ему в губы, зажег спичку.
