Еще и еще раз проверяли танкисты свои грозные машины: завтра бой! Разве нужны еще какие-нибудь слова, чтобы заставить танкиста лишний раз залезть под танк и, добавив несколько новых пятен на комбинезоне, еще и еще раз убедиться в превосходном состоянии машины, снова подкрепить свою уверенность в том, что в бою ни один винтик, ни одна деталь танка не подведут?
Завтра… Такое небольшое слово, всего шесть букв, а сколько оно скрывало нового, неизвестного! Иные шли в бой впервые. До этого они старательно учились, положив много упорного труда и сил, чтобы получить знания и заслужить гордое звание танкиста. Они готовы к бою, преданы Родине, партии, но ведь это первый бой… И по-разному бились в этот день сердца: у одних учащенно-радостно, у иных тревожно-грустно. А на лицах порой проскальзывала тщетно скрываемая тревога. Этой тревоги стыдились, старались скрыть ее друг от друга, но она неизбежна в последний день перед первым боем — экзаменом на аттестат зрелости, испытанием мужества, стойкости, отваги.
А солнце, настоящее весеннее солнце, ярко светило, обнимая всех своими лучами. Еще не было такого хорошего дня! Вчера шел дождь, дул холодный, пронизывающий ветер, а сегодня восток озарился розоватым светом и солнце как бы радовалось вместе с нами: завтра наступление!
Подошла ночь, тихая, звездная. Все замерло. Но обманчива напряженная тишина: то и дело врезается в темноту ракета и, повиснув на несколько секунд в воздухе, как большая звезда, освещает далеко вокруг. Это противник тревожится, чувствует что-то недоброе в наступившей тишине, пытается разглядеть, что же делают русские. Всякий раз, стоит только погаснуть ракете, захлебывается с вражеской стороны пулемет — стреляет, видно, просто так, на всякий случай, и снова наступает тишина.
Тихо и у нас. Неслышными тенями скользят от машины к машине командиры — шепотом отдают последние распоряжения. Сняты брезенты, молча и строго смотрят в темноту ночи жерла танковых пушек.
Время идет нестерпимо медленно — скорее бы утро! При свете карманных фонариков, тщательно прикрывая их плащ-палаткой, многие бойцы и командиры пишут заявления о приеме в партию — клятву верности перед боем.
«Прошу принять меня в ряды ВКП(б). Клянусь беспощадно бить захватчиков, клянусь отдать свои силы для борьбы за освобождение Родины и, если придется отдать жизнь за Родину, прошу считать меня коммунисткой», — подала заявление и я.
Противник перестал стрелять. Луна спряталась за надвинувшиеся тучи, накрапывал противный мелкий дождик. Все окуталось непроглядной сырой мглой. Тишина. И вдруг воздух прорезала команда: «По машинам!» — и следом: «Заводи!»
