Я видела, как богатырь, заряжающий танка «КВ», нежно разглаживал на ладони маленький листок из тетради в три косые линейки, на котором печатными крупными буквами было написано:
«Дарагой дядя-красноармеец, кушай пожалуста пряники я их очень люблю и бей пожалуста фашистов побольше. Люба Краснова».
Листочек этот, после того, как его подержала в руках вся рота, солдат бережно сложил вчетверо и спрятал в карман.
Общую радость омрачило известие о наших первых потерях: шесть человек, выехавших накануне в район выжидательных позиций, попали под обстрел. Связной сообщил, что одни из убитых — Толок. В роте тяжело переживали смерть Толока; только сейчас все поняли, как крепко любили этого немного бесшабашного, но добрейшего парня с отзывчивым сердцем.
Особенно обескуражила такая нелепая смерть. Если бы еще в бою! А то от шального снаряда… И так горевала рота в ожидании привоза останков товарища, что когда назавтра его «тело» с пустяковыми царапинами, но в основном целое и невредимое явилось на своих собственных ногах, его чуть не превратили в хладный труп. Танкисты набросились на Толока с упреками в «глупых шутках»: думали, он нарочно передал через связного весть о своей смерти.
— Ну и народ непонятный, — развел руками Толок. — Нет, чтоб радоваться: жив, здоров Толок, — нет, ругаются.
— Такой праздник из-за тебя испортился! — ворчали танкисты.
— Э, праздников еще много попразднуем. Я ж теперь бессмертный. Говорят, кого раз нечаянно похоронят, тот до ста лет проживет.
Двадцать пятого февраля в 21.00 мы выступили на выжидательные позиции, где для каждого танка были отрыты маскировочные ямы — капониры.
Всю ночь, с момента выхода бригады и до тех пор, пока не установился в капонире последний танк, над Астабанью, по пути следования бригады и над выжидательными позициями, низко над землей кружили наши тяжелые бомбардировщики. Ревом своих моторов они заглушали шум, производимый танками, маскируя самое их существование перед обороной противника.
Еще до рассвета все стало на свои места. Даже моей санитарной машине была отрыта яма в тылах 1-го батальона. Наступил день, и ничто не изменилось в окружающей местности. Следы гусениц смыл прошедший ливень, разве только выросло несколько десятков новых курганов, но кто их сосчитает на этой земле, где только я есть, что небольшие высоты, курганы и курганчики, овраги да озера, наполненные горьковато-соленой водой.
Танки застыли в маскировочных ямах, а возле машин, прикрытых тяжелым брезентом, неутомимо возились их экипажи. Завтра наступление! Вот озабоченно скрылся в люке один водитель, ловко, как ящерица, залез под танк другой, и через некоторое время оттуда показалась довольная, улыбающаяся физиономия, перепачканная смесью масла, горючего и грязи: все в порядке!
