Он начал с нейтральных вопросов: с каких пор Арман был знаком с Морисом, насколько близким было это знакомство, какое Морис производил впечатление и так далее.
Арман рассказал, что Морис де Фермон знаком ему давно, так как является – точнее, являлся – дальним родственником матери. Так получилось, что с прошлого года они стали общаться гораздо чаще – родители считали, что Морис вполне подходит для того, чтобы ввести Армана в светское общество.
– Вы были друзьями?
– Думаю, да.
Не «да» и не «нет», заметьте, а «думаю, да», произнесенное очень осторожно и взвешенно. Буало охватило любопытство.
– Вы не могли бы пояснить?
– Ну… – Арман немного смутился. – Мне кажется, он был не из тех людей, которые вообще верят в дружбу. Он хорошо ко мне относился, но… мне кажется, что сам он не назвал бы меня своим другом. По-моему, я его забавлял.
И два «кажется» подряд. Никакой категоричности, напротив – человек подчеркивает, что это только его личное мнение, а вовсе не абсолютная истина. Кроме того, Буало заметил, что почти перед каждым ответом Арман ненадолго задумывался. Но делалось это явно не из желания солгать или скрыть что-то, а для того, чтобы точнее сформулировать свои мысли. Положительно, этот свидетель нравился комиссару все больше и больше.
– И чем же вы его забавляли? – спросил Буало.
– Ну, я мало на него походил. – Арман подумал и добавил: – Он считал, что от жизни надо брать все и не стесняться.
– А вы?
– А я считал, что брать надо только лучшее.
Да он и впрямь неглуп. Очень неглуп.
– Вы его осуждали? – испытующе спросил комиссар.
«А теперь он думает, что я тоже неглуп. Но пока он вроде бы далек от мысли, что меня надо опасаться».
– Мне не нравилось его отношение к женщинам, – откровенно ответил Арман. – И еще некоторые черты, после того как я поближе с ним познакомился. Он был очень обаятельный, открытый, щедрый – но все это как-то… за чужой счет. И не только щедрость, кстати.
Он поморщился и провел рукой по лицу.
– Ну вот, теперь вы будете думать, что я терпеть его не мог. На самом деле ничего подобного. Когда я был в его обществе, он многим меня восхищал, это потом уже я разбирался, что восхищаться-то, в сущности, нечем.
– У него были враги?
По лицу собеседника Буало догадался, что тот ждал этого вопроса.
– Знаете, комиссар, я долго об этом думал… Понимаете, враг – понятие серьезное, если можно так выразиться. А Мориса, по-моему, никто не принимал всерьез.
– Сосем никто?
– Думаю, да.
