– А жена?
– Раймонда? – Арман снова задумался. – Это только мое мнение, мне, наверное, не стоило бы говорить, но… По-моему, она от него устала. Она… мне кажется, она уже не ждала от него ничего хорошего.
– Скажите, вы были в курсе его отношений с родственниками жены? Что они думали о нем?
– Боюсь, комиссар, они о нем вообще не думали, – усмехнулся Арман. – Они просто приняли брак дочери как данность и переложили всю ответственность за него на ее плечи.
– Они – граф де Круассе и его первая жена?
– Да, я их и имел в виду.
Как бы теперь осторожненько и вроде бы между прочим перевести разговор на вторую жену, чтобы не спугнуть собеседника? Буало не оставляло ощущение, что тот очень умен, даже умнее, чем следует, хотя ум Армана, если можно так выразиться, был книжного порядка и происходил не от личного опыта.
– И граф не пытался… скажем так, повлиять на Мориса? – спросил комиссар.
– Ну, я так понял, что были какие-то разговоры, давно, еще тогда, когда Морис женился. Но граф понял, что разговорами ничего не изменишь, и отступил.
– А графиня де Круассе не пыталась как-то образумить зятя?
– Графиня была занята только своими личными делами, – отрезал Арман, но спохватился, что сказал больше, чем следует, и умоляюще посмотрел на комиссара. – Может быть, мне не стоило этого говорить, но… Когда вы живете в зеркальном доме, как-то неразумно бросать камни в чужие стекла.
– Простите, мсье Ланглуа, вы в университете изучали философию?
– Я… У нас был курс, но я сам потом прочитал больше… А что?
– Так, просто любопытно. Вы превосходный свидетель, одно удовольствие беседовать с нами.
Арман порозовел. Он явно смутился.
– Насколько я знаю, – продолжал Буало, – вы ездили по делам семейного бизнеса в Индокитай и вернулись сравнительно недавно. После вашего возвращения вы часто общались с Морисом?
– Да. Мы… У нас нашлось о чем поговорить.
– Я заранее прошу прощения, мсье Ланглуа, но мне придется задать этот вопрос. Как я понимаю, главной темой ваших бесед было… ну, скажем так, изменение статуса одной вашей знакомой?
Арман нахмурился, сжал губы. Но Буало опять включил выражение добродушного отца семейства, который вынужден задавать неприятные вопросы исключительно по долгу службы и готов тотчас забыть все, что не относится к делу.
– Вы правы, комиссар.
– Поверьте, мсье Ланглуа, хоть я и старый человек, – на самом деле Буало никогда не считал себя стариком, – но я прекрасно понимаю, какой это был удар для вас. Тем более что, кажется, ничто не предвещало…
