— Не будем расстреливать. Пусть идут к черту.
Все в недоумении молчали. Костя сказал обиженно:
— Как же это так! Они приговорены. Ты не смеешь отменять приговор!
— А ты не смеешь на чужом дворе распоряжаться. Нашелся тоже. Второй класс свиней пас.
Костя окинул его презрительным взглядом.
— Дурак! Девчонок слушается. Жалко, что тебя в помойке не выкупали. Дураки мы были, тебя выручили. Айда, ребята! Мы больше с вами не дружимся!
Козихинские захватили свой флаг и удалились, кидая оскорбительные и насмешливые замечания.
Катя, Сережка и Варваринские пленные поспешили скрыться, даже не поблагодарив великодушного освободителя. Впрочем, Кольке было и не до благодарностей. Он был смущен и расстроен. Малыши молчали, но тоже, кажется, осуждали своего вождя. Колька побрел домой в тяжелой задумчивости.
У стола спиной к двери сидел кто-то незнакомый с бритым затылком в серо-зеленой солдатской шинели. Пока Колька разглядывал его, незнакомец обернулся:
— Не узнаешь?
Только по голосу понял Колька, что это отец. Коротко обстриженный, побритый, в новенькой шинели показался он таким новым, молодым и красивым. Мать выглянула из-за печки. Колька подошел к отцу и вдруг совсем неожиданно прижался крепко, крепко. А отец не рассердился, не засмеялся, а прижал к себе обеими руками крепко и неловко. Жесткое сукно щекотало лицо, нос больно прижался к пуговице, но было так хорошо, так радостно Кольке.
Солнце светило в то утро по-особенному, по-праздничному, по-первомайски. Ребята еще с вечера знали, что повезут сегодня на автомобилях кататься с красным флагом и музыкой. Спать совсем невозможно было, поднялись ни свет, ни заря, торопили матерей чистые рубашки выдавать.
Колька нацепил на фуражку красную ленту, сапоги отец починил, дегтем смазал — блестят, как новые, ради такого дня обрядили в отцовский пиджак, великоват, конечно, немножко, но рукава мать подогнула, и вид важный.
Ходит Колька среди малышей степенно, ничем старается своего волнения и нетерпения не выдать, а малыши бегают за ворота, высматривают автомобиль, визжат, суетятся. Колька их даже останавливает:
— Чего замельтешились. не маленькие, кажется. Автомобиль еще на водокачке воду набирает.
Но, наконец, стало и ему невтерпеж, вышел на улицу.
У всех ворот ребята собрались, ждут и Варваринские и Козихинские. Костя Трунин, забыв все обиды и осложнения, подбежал взволнованный.
— За нами пулеметный автомобиль приедет, огромный! Я сам видел.
