У Лиара захватило дыхание.
— Да здравствуют гёзы!..
Подмастерье на кафедре повторил этот возглас. Несколько человек бросились на подмастерья. Завязалась ожесточенная драка. Толпа шарахнулась к выходам.
Ночь прошла в еще большей тревоге. Николь Лиар, не смыкая глаз, ждал рассвета. Зрачки его горели в темноте, когда он шептал воображаемому Иоганну, стараясь не разбудить вздрагивавшую во сне Луизу:
— Вот увидишь, это неспроста! Снейс знал, что говорил. Надо и нам поддержать его. Они там, в ратуше, давно бы разогнали крикунов, если бы смели… Значит, не смеют, боятся. Нас ведь сила. Да здравствуют гёзы!
И ему чудился голос Иоганна, повторявшего где-то в темноте лачуги: «Да здравствуют гёзы!..»
Кузнец рушил все подряд: алтари с церковной утварью, лампады, подсвечники, паникадила, серебряные купели, образа прославленных живописцев, мраморные статуи, деревянную художественную резьбу, бронзовые решетки, разноцветные витражи… Вчерашние подмастерья, приведя с собой товарищей, карабкались по стенам, перескакивали, как белки, с колонны на колонну и срывали с них знамена, хоругви и гербы кавалеров Золотого Руна, знаменитых дворянских фамилий, городских обществ, монашеских орденов… Молоты, топоры и ножи полосовали, рубили, ломали и разбивали всё. Звон бьющегося вдребезги стекла, грохот и скрежет металла, людские вопли наполняли сумрак храма, освещенного лишь неверным дымящимся пламенем факелов. Служители, духовенство и члены городского совета давно покинули церковь из страха перед напором возбужденной толпы. Ссыпались найденные в кладовых и ризницах драгоценные камни, жемчуг. Топтались запасы благовонных курений — мирры и ладана. Осажденный наподобие деревянной крепости орган глухо стонал, вздыхал и кряхтел под ударами топоров, точно умирающее гигантское животное.
С Луизой на руках пронесся Николь Лиар. За ним, задыхаясь, бежала соседка Снейса. По лицу женщины текли слезы.
— Куда ты? Безумный человек, остановись! Куда ты тащишь ребенка?
Блуждающие глаза ткача были устремлены вперед. Он никого не слушал. Луиза в ужасе кричала и вырывалась. Женщине удалось отнять ее и спрятать с головой под свой платок. Лиар не помнил себя, не слышал уговоров. Он точно бредил:
— Смотри, смотри, дочка, как расправляются братья с твоей обидчицей!
На его губах выступила пена. Испачканное копотью лицо было иссиня-бледно. Седые волосы прилипли к влажному лбу. Разорванная рубаха висела клочьями.
Он вырвал ребенка у женщины и понес по лестнице наверх, на хоры, где люди раскачивали с помощью веревок и досок огромное изваяние Богоматери. Но оглушительный треск остановил его на полдороге. Деревянные перила впереди подались, надломились под тяжестью пошатнувшейся статуи, и она рухнула с грохотом вниз, на каменный пол.
