У Эльки все хорошие, блин…
— Здесь можно будет переночевать, а потом утром уйти на автобус. Он в девять будет. Пока не рассветет, они не очень охотно ездят.
— Ладно.
Говорить о только что произошедшем нам обоим не хочется. Элька очень устал, я безумно хочу есть. И еще хочется вымыться, оттереться жесткой мочалкой от той грязи, в которую только что окунулся.
— Эль, чайник тут есть?
— Ага…
Эленыш уже тянет откуда-то из-под стола железный большой чайник с водой, пристраивает его на найденную плитку, щелкает переключателем.
— Счас быстро нагреется.
Я киваю, достаю их сумки бутылку бальзама — куда ж мы без нее, две упаковки лапши. Элька, тем временем, бродит по комнате и притаскивает откуда-то кастрюльку с картошкой, ставит ее на железную конфорку. Печка топится, похоже, хозяин ушел ненадолго. Пока греется чай и картошка, и наш «Доширак», конечно, Элюн пристраивается на топчанчике, сладко зевает. Устал, намучился, наплакался, а теперь спать захотел, смешное дитё.
— Дождись, поешь и спать.
— Ага, — голос у Эленыша сонный-сонный.
Накормить я его все-таки успел, а вот чаек с бальзамом пришлось допивать мне — Элька уснул, привалившись ко мне на плечо.
— И кто тут у нас?
Незнакомый голос раздался неожиданно, я повернулся ко входу, Элька обиженно пискнул, но глаз не открыл.
— А, Элька. Кого-то с собой привел? Что, опять из дома выгнали?
— Здравствуйте, меня Влад зовут, — я изо всех сил стараюсь понравиться хозяину метеостанции, не хотелось бы тащиться по морозу еще раз, ища приют.
— Здравствуйте, что, с Элькой на каникулы приехали?
— За документами — я в больнице работаю.
— А, тогда понятно. Меня дядя Витя зовут.
Старый кряжистый мужик, почти старик, лицо прорезанное глубокими морщинами и сильно обветренное и загорелое. Работа на свежем воздухе.
— Мы до утра у вас побудем, не возражаете?
— Можете. Элька часто прибегал, когда здесь жил. А летом иногда жил неделями, пока его мамка не проспится.
Я в ответ молчу. По моему мнению, мамка Эльки уже, видимо, никогда не проспится.
— Что, опять у них, поди, гулянка?
— Да, мы хотели там переночевать, но не вышло…
Дядя Витя довольно долго изучает мое лицо — в смысле: «Ты, и правда, дурак, или притворяешься?» Ну кто же мог знать, что мой ласковый и нежный Элька живет в таком Содоме и Гоморре в одном флаконе.
— Элька заранее не сказал?
— Нет.
— Ну, они всегда весело жили, Манька-то Эльку вообще непонятно от кого из шабашников родила в шестнадцать лет. И понеслось…
