Голосок Эльки падает, а я немного начинаю ненавидеть этого дядю Сережу. Элькины безмолвные слезы — они и от этого тоже.
Элька вертится на сидении, внезапно нас сильно встряхивает.
— Нормально, тут несколько километров грунтовки, трясти будет. Скоро приедем. Влад, можно подождать до утра на автовокзале, а потом в шараге посидеть — все на занятиях, никого не будет.
Ага, счас будем сидеть в заледенелом зале, сейчас-то еще только пятый час утра.
— Элька, а какая-нибудь гостиница есть?
— Да, но…
Ну, понятно, что бесплатно туда не пустят. Но Семеныч зря, что ли дэнэжки дал? Как же припекло начальника, какой же косяк где-то, что Эльке даже поездку оплатил. Впрочем, не мое дело. Не будет малой дрожать на холоде…
Вот тут я погорячился… Автобус прирулил куда-то в темноту, с Элькой нас высадили и показали светящийся вдали огонек: «Там гостиница, идите…» Легко сказать-снега за ночь намело, мы ползли по сугробам, пока не добрели до входной двери. Как ни странно, дежурная не спала, номер нам дала сразу, только сказала, что туалет на улице — вон, видите, в окно — на заднем дворе. Элька-то привычно кивнул, а я тихо обалдел, по тридцатиградусному морозу-то в тапочках бегать? Сельская экзотика… Зато двухместный номер оказался с раковиной с краном с холодной водой. Горячая вода нашлась в батарее отопления, правда, когда дверь открыли, из номера пахнуло леденящим холодом, холоднее чем в коридоре. Тетка привычно сказала:
— Опять вода в батарее застоялась, счас.
И резвенько открыла краник на батарее, спустила холодную воду из системы в ведро.
— Только не злоупотребляйте, а то пожарные не успевают заполнять систему отопления водой.
Челюсть моя с грохотом отвалилась — я представил, как пожарные ведрами льют и льют воду в бак в кочегарке, стоя на пожарной лестнице, передавая ведра из рук в руки. Лицо Эльки было спокойным — похоже, для него эти разговоры были привычными.
Тетка быстренько унеслась спать, а мы с Элькой стали устраиваться. Кипятильник — в стакан, я уже достал бальзам, поскольку понял, что без этого просто не выживем. Элюн как-то все время задом жался к батарее, дрожал, не мог согреться.
— Элька, пошли кофе пить!
Я прихватил его за бочок и офигел — свитерок задрался, открывая его едва сидящие на заднице джинсы, а под ними — голое тело.
— Элька!
Со стороны, видимо, я напоминал всклокоченную наседку — резво сунул руку под джинсы и пролез едва ли не до Элькиной коленки. Под полотняными синими америкосовскими штанами ничего не было, кроме окаменевшей от мороза Элькиной кожи. То, что я сказал, Эльке лучше было бы не слышать. Это офигеть можно — в тридцатиградусный мороз в тонких джинсах попереться через всю область. Хорошо, что еще не окончательно отморозил все движущиеся части тела. Или уже — достигли каменистой твердости… Элька обиженно взвизгнул, когда я сильно шлепнул его по заднице и зло сказал:
