У Влада такой ужас был на лице, когда я ему предложил, что всегда нравилось дяде Сереже. Я думал, что он ко мне после этого и не подойдет, побрезгует. Но, видимо, он только с женщинами, не знает, как это делается, а может, и не понял, что я сказал — городской же, они по-другому говорят. Я теперь все время боюсь, что вспомнит он и по-другому все станет.
Всего боюсь в этом городе — шумно, грязно, люди сплошь чужие. Все время есть хочется. Да еще эта беда с одеждой. Не успеваю отстирывать — каждый приступ заканчивается одинаково. И в прошлый раз сестричка так брезгливо на меня посмотрела. Это не Влад. Не помогает ничего — уже три лекарства испробовали, а толку нет. Все хуже и хуже. Приступы-то с детства были, но как-то никому не надо было… Ну, закатывался я пару раз за месяц, ну и что? Маме и дяде Сереже пить это не мешало. Бабушка уже старая была, ей по врачам со мной было некогда бегать — с огородом бы справиться. Падучая да падучая. В армию негоден, а вот на приписке-то причину падучей нашли. Отправили сюда, лечится. Только плохо как-то получается. Удрал бы домой — только сероглазый гондорец не пускает, хочется хоть раз еще приласкаться к нему, в глаза заглянуть. Не тошнит его от отвращения, что меня касается — и хорошо. Еще пару недель, потом-то все равно домой — в шарагу, к дяде Сереже и моим соседям по комнате. Лучше здесь сдохнуть на руках Влада, чем туда обратно…
Так хочется его погладить. Он такой теплый, нежная кожа на спине и плечах, волос на груди почти нет, она приятно гладкая. И так хочется прикоснуться к его губам. Проснется — оттолкнет, но хоть попробую, какие они на вкус. Когда в шараге пацаны… Они мне губы прокусывают или я от боли это делаю — не помню даже. Не хочу вспоминать. Хотя бы, пока я здесь, и никто не знает, что я такое на самом деле. И Влад не знает. Хотя бы кончиком пальца коснуться его губ. Влаааад!!!!
— Влааааад! — мелкий заорал так неожиданно, что я испугался.
Он же, вроде, задремал после укола, а я так и держал руку на худой груди, прислушиваясь пальцами к биению его сердца. И дико заорал вдруг.
— Элька, ты что? Приснилось что-то? Ты что кричишь?
— Влад, Влад, Влад! — мелкий продолжает орать, обнял меня за талию и весь трясется. Блин, приснилось что-то…
— Да я здесь, ты что орешь-то?
Элька замолкает, но по-прежнему трясется всем телом. О господи, что еще-то случилось? У малого, похоже, от недокровотока крыша уехала. А что, бывает — психозы и нередко. А здесь — каждый день — ужас смерти дите переживает.
