Каштан оторопел, помолчал, потом пробормотал:
— Грех вам такое говорить, Кондрат Игнатьевич. У женщины горе. Муж погиб на ее глазах. Она до сих пор — в шоке. А вы про нее…
— Чего ты вскинулся? Я же вовсе не в упрек ей, что она тебя полюбила. Жизнь, брат, всякие извороты преподносит. И никакой тут вины ни у нее, ни у тебя нету.
— Прошу вас, Кондрат Игнатьевич, не будем на эту тему…
— Эк тебя заело! Ладно, успокойся. Понял я, Петрович, что тебя надо срочно уводить в тайгу.
— Поскорей бы! — воскликнул Каштан.
Была у Кондрата Игнатьевича с собой фляга с настойкой женьшеня. Он заставлял Каштана дважды в день выпивать по рюмочке целебной жидкости. Кондрат Игнатьевич всю свою жизнь ходил в тайгу. Был он тигроловом, сборщиком женьшеня. В последние годы возглавлял сезонные бригады заготовителей коры бархатного дерева. Вот Каштан и должен был подрядиться на летний сезон в такую бригаду корозаготовителей.
До сих пор он не признавался ни врачам, ни Полине, что болей туберкулезом. На его удачу, больничный рентгеновский аппарат сломался, и целых два месяца Каштан был избавлен от просвечиваний, которые вызывали у него физическое отвращение. Но вот в самом конце мая аппарат отремонтировали.
Хочешь не хочешь, а надо было идти сдаваться.
Хозяином рентгеновского кабинета был почтенного возраста врач-фтизиатр Аркадий Антонович, которого все звали просто Антонычем.
Каштан пришел к Антонычу и, стараясь унять лихорадочное биение сердца, выложил ему всю правду о своей болезни. Антоныч, расспросив Каштана о ходе лечения, о медикаментах, которые применялись врачами во время его пребывания в туберкулезной больнице, проговорил:
— Насколько я понял, вас лечили всеми ныне известными лекарствами, но безрезультатно?
— Да.
— Ну что ж. Давайте глянем на ваши заслуги и достижения. Раздевайтесь.
Антоныч, посапывая и похмыкивая, всматривался в экран. Стиснув Каштана старческими шершавыми ладонями, крутил и вертел его, поворачивал то боком, то спиной, требовал делать вдохи и выдохи. Наконец спросил:
— Вы не запомнили, часом, когда делали последний снимок ваших легких?
— Запомнил. В первой декаде марта. Перед консилиумом.
— Ага. А не в курсе вы, что именно определил консилиум?
— В курсе. Определили активный распад с обильным выделением палочек. Гематогенная диссиминация всего правого легкого. На снимке оно выглядело как дуршлаг. Слева — верхняя доля тоже покрыта свежими инфильтратами…
— Одна-ако, — протянул рентгенолог, — отовариться вам удалось по высшему разряду.
