Сановай радостно закивал головой.
Журба рассказывал о своих юных годах, о гражданской войне на Украине, а потом принялся читать Маяковского.
— Ну и память! — не удержался Абаканов.
— Еще... прошу вас... Николай Иванович, — засуетилась Женя, пораженная открытием еще одной черточки в характере Журбы.
Он прочел «Облако в штанах» от строчки до строчки.
После этого никому не хотелось говорить, глядели через полог в небо, усеянное мигающими звездами, похожими на ромашки, слушали шум тайги, вздох земли, вздохи друг друга.
— Сильно... — вырвалось у Абаканова.
«Задело?» — подумал Журба.
— За такую любовь жизнь отдашь! — заявила Женя.
Она села на своем ложе и устремила задумчивый взгляд в небо. Стояла такая тишина, что не верилось, будто есть где-то большие города, шумные, залитые огнями улицы, что есть кино, поезда, автобусы,— только бескрайняя тайга вокруг, бесконечное звездное небо.
А в четыре — подъем. И снова тропы, привычный шаг лошадей, сухие рыжие деревья, мимо которых никто уже не мог проехать, не подумав: «Вот бы на костер...»
Дорога становилась ровнее, горы снижались, Женя с каждым часом чувствовала себя лучше. И вдруг лошадь Жени, чего-то испугавшись, рванулась в сторону; девушка свалилась под дерево.
Почувствовав себя на свободе, лошадь понеслась по тропе назад. Синий рюкзак Жени волочился по земле, и это доводило лошадь до исступления. Она летела, дикая, взлохмаченная, обезумевшая от страха, ощущая за собой погоню.
Рискуя жизнью, Василий Федорович кинулся наперерез; за ним побежали конюхи и Пашка Коровкин, но лошадь рванулась в сторону и скрылась из виду.
Подняв Женю и убедившись, что она цела, Журба, Абаканов и Яша Яковкин пошли по следам подбирать Женины вещицы. Здесь были коробки с фотопленкой, кусковой сахар, патроны к мелкокалиберному пистолету, тапочки.
Вскоре вернулся Василий Федорович.
— Я на часок отлучусь. Вы тем временем отдохните. Если ничего не выйдет, тогда подумаем, что делать дальше.
И он ушел за лошадью. Всем было неприятно, что так случилось.
— Она может и домой добежать... — заметил Коровкин-старик. — Лошадь тварь разумная. С дороги не собьется.
Заросший дремучей черной бородой, мрачный, с горящими, как уголья, глазами, он кого-то напоминал Журбе, но кого — Журба не мог вспомнить.
— Вы откуда родом? — спросил Журба Коровкина.
Коровкин откликнулся недовольно.
— Где родился, там не живу...
— Старуха жива?
— Нет старухи. Не перенесла...
— Не перенесла? Чего не перенесла?
