— С вами ни о чем серьезном говорить нельзя!
Женя вспомнила книгу Пришвина «Жень-шень» и, протянув руку к молоденькой самочке, ласково назвала ее Хуа-лу.
Щелкнув аппаратом, Женя навела объектив на Абаканова:
— Стойте! Хочу запечатлеть вас среди маралов!
Из юрт и аланчиков вышли женщины, они несли в лукошках яйца, курут>[1]. Куря трубки, они что-то оживленно рассказывали проводникам, покачивая головами. Абаканов, устроившись возле пенька, с аппетитом ел сырые яйца, по-мальчишески отшвыривая скорлупу через плечо. Старик Коровкин, узнав, что у кого-то здесь есть мед, отправился на поиски.
— Пашенька мой сильно мед уважает...
Невдалеке, глухо позванивая жестяными колокольчиками, паслось на воле в тайге стадо коров. Десятник Сухих, никогда ничего не предлагавший, обратился к Журбе с просьбой приобрести для группы свежего мяса: «Консервы и консервы, товарищ Журба. А для здоровья не мешало бы и свежего мяса. Притомились люди в дороге».
Закупку мяса поручили Сухих и старику-алтайцу.
Пока отдыхали, Сановай взобрался на высокий кедр и принялся сбивать палкой шишки. Бармакчи, снисходительно улыбаясь, показывал Журбе, как по-алтайски калить кедровые орешки.
— Богатый промысел. До революции зайсан Тобоков принимал орехи на вес камня, считая камень в два пуда за пуд. Тобоков держал винную лавку в тайге, на промысле шла пьянка. А где пьянка — там не до веса! Драли кожу и русские купцы — Кайгородов, Орлов, Обабков. Те вместо камня брали гирю, только в гирях купеческих высверливали заранее дыру и туда заливали свинец, чтобы гиря была тяжелее. День и ночь возле амбаров, возле сушилок варилось в котлах мясо. Ешь, даровое!
Сухих раздобыл тушку барашка. Его целиком заложили в котел, одолженный у алтайцев. Ели, как никогда, со вкусом, с жадностью, даже Женя, обычно находившая каждое блюдо то невкусным, то пропахшим дымом.
4
Еще одна ночь... Провели ее в сухих палатках, во всем сухом, обогретом за день на жарком солнце. Женя рассказывала о Ленинграде, о Заполярье, где побывала с экскурсией заводской молодежи, Абаканов — о своей жизни инженера-изыскателя, исколесившего вдоль и поперек Сибирь и Урал. Сановай слушал, слушал, а под конец стал что-то рассказывать, но знал он мало русских слов, и его понял один Абаканов.
— Говорит, отца и мать убили басмачи. Сирота. Учиться хочет.
— Скажите ему, что если пожелает, устроим в школу, когда начнется строительство. Пусть через Бармакчи поддерживает с нами связь.
