Он начал щепать лучину, когда постучали в дверь. С ножом в правой руке, с поленом в левой Верейский выглянул из кухни и увидел Бурлака.
— Можно к вам, Борис Александрович?
— Что за вопрос! — обрадованно воскликнул старик. — Не можно, а нужно. Непременно! Как это великодушно! Как мило с вашей стороны. Раздевайтесь, пожалуйста. Я как раз растапливаю плиту. Будем вместе обедать.
Несмотря на протесты Бурлака, старик помог ему снять полушубок, принял из рук гостя шапку.
— Вы пока пройдите, пожалуйста, вон в ту комнату. Там что-то вроде мастерской. Располагайтесь, как нравится. Я займусь обедом.
Комната была квадратной. Добрую половину наружной стены занимало окно. Мольберт, краски, рулоны ватмана, картины на стенах, небольшие скульптуры из дерева и глины на самодельных подставках и полочках…
По мнению Бурлака, картины были написаны не только профессионально, но и оригинально, талантливо: в них органически реальность смыкалась с фантазией. Бурлаку особенно приглянулась картина «Цветы тундры», и он снова и снова возвращался к полотну, на котором была изображена девушка с букетом, бредущая по цветущей тундре. Удивительно целомудренная, нежная, наивная девушка так искусно вписывалась в весеннюю тундру, что казалась ее неотъемлемой, составной частью, как эти карликовые деревца, крохотное синее озерко, белеющие вдали горы. «Убери любую из этих деталей, и картина станет бедней… Это и есть гармония…» — думал Бурлак, разглядывая картину то с одной, то с другой стороны и тихо насвистывая мелодию с детства застрявшей в памяти протяжной и грустной песни.
Вспомнилась мать. Двадцатисемилетняя солдатская вдова с двумя близнецами на руках. «Ох… кого люблю… кого люблю… не дождуся…» — звучал в нем низкий, грудной голос матери. Всю жизнь прожила вдовой. Здоровая. Молодая. Красивая. С открытым нестареющим ярким лицом. Не раз ее сватали, уговаривали, уламывали. «Почему ты не вышла замуж?» — спросил он как-то мать. «Не знаю, — ответила она, подумав. — Наверное, не любы были…» «Ты залетка… Ох… Ты залетка… Где ж ты, где ты?..» Два года он не был у матери. Сумасшедший марафон. И письмецо — раз в два месяца: живы, здоровы, работаем. Будущим летом только… Непременно. Всей оравой: с Ленкой, с Мар… Скорей всего придется одному. Придется ли?.. Веселая карусель…
Нечаянно оперся рукой о клавиши раскрытого фортепиано, и то сразу откликнулось сердитыми гулкими басами. Не раздумывая, подсел к инструменту. Тот был настроен хорошо, звучал отменно, играть на нем было легко и приятно. И Бурлак играл до тех пор, пока не заслышал шаги за спиной. Резко оборвав игру, обернулся и увидел Верейского с дымящей сигаретой во рту.
