На столе рядом с ключами лежит еще кое-что. Это письмо от Жака, в котором он сообщает о дне казни Джованни.
Я наливаю себе немного виски, мое отражение в стекле понемногу расплывается. Исчезать на собственных глазах – это смешно, и я смеюсь.
Должно быть, сейчас ворота перед Джованни открываются, чтобы затем с лязгом захлопнуться. И все это в последний раз. Возможно, этот путь уже им пройден. Или еще впереди? А может, он пока сидит в камере и так же, как и я, ждет рассвета. В конце коридора слышится шепот, трое крепких конвоиров в черном снимают ботинки, один держит связку ключей, а тюрьма молчит и ждет, охваченная страхом. Три пролета вниз, на последнем все замирают, только кто-то закуривает сигарету. Его казнят одного? А может, в этой стране казнят не поодиночке, а группами? И что Джованни скажет на исповеди священнику?
Переоденься, говорит мне внутренний голос, уже поздно, торопись.
Я иду в спальню, где на кровати лежит моя одежда и еще не закрытый, но собранный чемодан. Я раздеваюсь. В этой комнате зеркало, большое зеркало. Оно не дает мне покоя.
Лицо Джованни плывет у меня перед глазами, словно свет фонаря в темноте ночи. А его глаза… они горят, как глаза тигра, ожидающего со вздыбленной шерстью появления смертельного врага. Я не могу понять, что сейчас вижу в его глазах. Ужас? Значит, я никогда его не испытывал. Страдание? Выходит, и оно мне незнакомо. Шаги все ближе, вот поворчивается в замке ключ, конвоиры входят. Он издает короткий крик. Они издали смотрят на него, потом хватают и тащат к двери. Коридор простирается перед ним, словно кладбище его прошлого, стены тюрьмы начинают вращаться. Может, он стонет, может, не издает ни звука. Начинается его последний путь. Возможно, крикнув раз, он и дальше не перестает кричать, может, как раз сейчас голос его надрывно звучит посреди тюремного камня и железа. Я вижу, как подкашиваются у него ноги, дрожат бедра и ягодицы, сердце молотом стучит в груди. Он весь в поту, а может, у него все внутри ссохлось? Волокут его или он идет сам? Конвоиры вцепились в него мертвой хваткой – от них не уйдешь.
Пройти весь коридор, потом вниз по железной лестнице – в самый центр тюрьмы, и оттуда к священнику. Джованни преклоняет колени. Горит свеча, на него смотрит сама Богородица.
О, Дева Мария, Матерь Божия…
У меня липкие руки, а тело безвольное, белое, сухое. Краешком глаза я вижу его в зеркале.
О, Дева Мария, Матерь Божия…
Джованни целует распятие и крепко держится за него. Священник мягким движением отбирает распятие. Джованни поднимают на ноги. Путь продолжается. Его ведут к другой двери. Он стонет. Ему хочется сплюнуть, но во рту все пересохло. Он даже не просит разрешения помочиться – скоро все разрешится само собой. За этой дверью, которая все ближе и ближе, его ждет, он знает, острый нож. Эта дверь – ворота, ведущие из этого грязного мира, из этого грязного тела. Как долго он их искал!
