Возможно, я скоро узнаю, если недовольство и волнения распространятся по военным лагерям.
Не время об этом думать. Мой желудок свело спазмом.
Я остановилась у дома недалеко от студии Рессины, ладони вспотели, в моих перчатках.
Я никогда раньше не рисовала в группе. Я редко любила делиться своими картинами с кем-либо.
И в этот раз перед холстом, когда я не знала, что может выплеснуться из меня …
Связь дрогнула.
Все в порядке?
Случайный, легкий вопрос, ритм голоса Риса успокаивал дрожь в моем теле.
Он рассказал мне, куда собирался поехать завтра. О чем планировал узнать.
Он спросил меня, не хочу ли я пойти с ним.
Я сказала нет.
Возможно, я должна была Тамлину за жизнь моего мэйта, я могла бы сказать ему, что я желаю мира и счастья, но я не хотела его видеть. Разговаривать с ним. Разбираться. Не сейчас. Возможно, никогда.
Я хуже себя чувствовала после отказа от приглашения Риса, чем когда он спросил, зачем мне в Радугу сегодня вечером.
Но сейчас, стоя напротив студии Рессины, уже услышав звенящий смех доносившейся оттуда, где она и другие собрались для своего еженедельного рисования, моя решимость улетучилась.
Я не знаю, смогу ли сделать это.
Риз промолчал.
Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Рисовать?
Я был бы отличной обнаженной моделью.
Я улыбнулась, не волнуясь о том, что я была на улице среди множества людей, проходящих мимо. В любом случае, мой капюшон скрывал большую часть лица.
Ты простишь меня, если я не захочу делиться твоим величием с кем-то еще.
Возможно, чуть позже, лично для тебя.
Чувственная ласка вниз по связи согревшая мою кровь.
Прошло много времени с тех пор, как мы занимались любовью в краске.
Эта комната и кухонный стол вспыхнули в моей голове, и во рту мгновенно пересохло.
Мерзавец.
Смешок.
Если ты хочешь войти, тогда заходи. Если нет, то не надо. Это твое решение.
Я хмуро посмотрела на холст, спрятанный под рукой, на коробку с красками в другой и в сторону студии в тридцати футах от меня, на тени между мной и тем золотым лучом света.
Я знаю, что хочу сделать.
***
Никто не заметил, как я рассеяла в заброшенную галерею вниз по улице.
И с досками на окнах никто не увидел шары фейского света, которые я зажгла и отправила плавать в воздухе.
Конечно, с досками на окнах и с отсутствием хозяев в течение нескольких месяцев, главная комната, словно замерзала. Было холодно, я поставила свои вещи на пол и покрутилась обследуя помещение.
Вероятно, здесь было прекрасно перед нападением: массивное окно, выходящее на юг, впускающее бесконечное количество солнечных лучей, и окна в крыше — также заколоченные — украшали сводчатый потолок. Галерея передо мной была, возможно, тридцать футов в ширину, пятьдесят футов в длину, с прилавком у одной из стен и дверью ведущей к тому, что должно было быть студийным пространством или складом. Быстрый осмотр помещения сказал мне, что я оказалась наполовину права: сзади находился склад, в нем не было естественного света для живописи. Только узкие окна над потрескавшейся раковиной, несколько металлических стоек, все еще окрашенных краской, и старые чистящие средства.
