Мышление вовсе не выступает как нечто внешнее предмету, нечто оторванное от него, нечто «дополняющее» его, или как «оболочка» его, произвольно набрасываемая человеком на мир. Материалистическая логика не может согласиться с «обычной логикой», когда она «формалистически отделяет мышление от объективности». «Мышление, - говорит Гегель, - признается здесь лишь чисто-субъективной и формальной деятельностью, и объективное, в противоположность мышлению, считается чем-то устойчивым и самим по себе данным. Но в таком дуализме нет истинности, и бессмысленно так брать определения субъективности и объективности без дальнейшего рассмотрения, не спрашивая об их происхождении». Материалистическое толкование этой мысли надо видеть в том, что субъективная форма сама вырастает из законов природы, как ступень в развитии форм движения самой материи. Субъективность выступает у Гегеля, как «ступень развития из бытия и сущности» или, как говорит Ленин по этому поводу, «законы логики суть отражения объективного в субъективном сознании человека». Диалектика вещей создает диалектику идей, а не наоборот.
В смене, взаимозависимости всех понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, Гегель «гениально угадал именно такое отношение явлений мира, вещей, природы». У Гегеля проскальзывают материалистические критерии, когда он стремится развить «имманентную душу диалектики» «во всяком природном, научном и духовном развитии», и здесь Ленин неоднократно подчеркивает «зерно глубокой истины в мистической шелухе гегельянщины». Мистика у Гегеля заключается уже в том, что формы понятия не пустые формы, средства, орудия, а образуют «живой дух действительного», но, именно, в этой мистической шелухе есть зерно глубокой истины, — именно, единства мышления и природы, есть путь к пониманию логики, как науки об «общих законах движения мира и мышления». Сквозь диалектику понятий Гегеля просвечивает диалектика вещей. Для него «отрицать объективность понятий, объективность общего в отдельном и в особом невозможно. Гегель, - говорит Ленин,— много глубже, следовательно, чем Кант и другие, прослеживал отражение в движении понятий движения объективного мира».
И Ленин тщательно регистрирует все эти моменты материалистического критерия диалектики, невольно проскальзывающие у Гегеля. В этом отношении особенно важно для понимания рассматриваемой стороны марксистской логики отношение Ленина к взглядам Гегеля на практику. «Все вещи суть умозаключения, некоторое общее, связанное через частность с единичностью». Ленин цитирует эту мысль Гегеля, высказанную последним в главе об «умозаключении» (в критике традиционного превознесения учения о «логических фигурах»), и Ленин подчеркивает то важное, безусловно, материалистическое, что угадано Гегелем: «очень хорошо!— замечает Ленин,— самые обычные логические «фигуры» «суть школьно-размазанные, sit venia'verbo» самые обычные отношения вещей.
