Пошли в церковь.
Как-то само собой вышло, что Евсеев всю дорогу не отставал от Ниночки.
А когда поднимались в гору, к монастырю, он взял девушку под руку.
Так они прошли до паперти…
Алексей Петрович шли с Гликерией Константиновной несколько впереди.
О чём-то серьёзно вполголоса разговаривали.
Ниночка доверчиво опиралась на руку спутника.
Евсеев казался странно рассеянным и нервным.
Отвечал невпопад.
Многозначительно молчал.
По временам предостерегал Ниночку:
— Осторожнее, здесь камень. Не оступитесь!
Слова были самые обыденные, простые, но в голосе говорившего звучали какие-то новые, нежные, тёплые нотки.
И от этого девушке делалось немножко страшно и беспричинно весело…
Церковь была древней архитектуры с низким, тёмным притвором, где стоял запах сырого склепа…
Нужно было спускаться по широким каменным ступеням.
Ниночка прижималась к кавалеру и с преувеличенным испугом шептала:
— Точно в подземелье идём… Как здесь сыро и холодно!
В церкви стояли в нише у окна, разговаривали шёпотом, наблюдали.
Строгая старинная живопись икон, тоненькие свечки перед образами, старенькие седые монахи, неторопливая служба, — всё это создавало повышенное молитвенное настроение.
Ниночка молилась от всего сердца.
Евсеев сбоку смотрел на её наклонённое лицо, на эти маленькие, почти детские пальчики, такие трогательно слабые и хрупкие…
И вся она казалась ему такой маленькой, такой беззащитной и бесконечно дорогой…
Служба ещё не кончилась, когда Евсеев[3] предложил подняться на колокольню. По тёмным, пыльным лестницам они добрались до верхнего яруса.
На парапете колокольни горели плошки.
Близко к прорезям окон подступала синяя ночь.
В отблеске плошек выделялись — часть старого потемневшего колокола, отсыревшая штукатурка стен, какие-то балки и верёвки.
Ниночка перегнулась через парапет.
Внизу, около паперти, дрожала сеть огоньков. Смутно рисовались контуры городских построек…
Вдали на тёмном небе выделялся купол городского собора, иллюминованный разноцветными электрическими лампочками.
— Как красиво! Точно там внизу море, а эти огни — отражение звёзд в волнах…
— Осторожнее, Нина Константиновна; у Вас может закружиться голова.
…Тишину прорезал первый удар колокола. Волна медных звуков поплыла над городом.
Воздух ожил. Заколебались ночные тени.
— Пора вниз… Сейчас и наш колокол заговорит.
А снизу от паперти уже доносились стройные аккорды пасхальных песнопений.
На площадке Евсеев несколько задержался.
— Христос Воскресе! — ласково посмотрел на Ниночку.
