Видит своими грозно потемневшими глазами широкую привольную степь, уходящую вдаль…
Слышит свист ветра в придорожных тростниках…
…Крики орлиных стай.
— Долюшка наша, воля святая. Краше и доли не треба…
…Сокоренко замолк и залпом осушил чарку.
Все последовали этому примеру.
— Как он поёт! — удивлённо воскликнул Косоворотов. — Да он настоящий художник! Какое глубокое переживание… Давно я не слышал такого пения.
— Сокоренко у нас молодец, — с гордостью подтвердил Петров.
— Хоть сейчас в оперу!
— Да — важный голос…
— Милый человек, Андрюша, давай мы с тобой хватим по чарци!
Сокоренко не замедлил воспользоваться этим приглашением.
Пил он артистически. Широко раскрывал рот и плавным движением руки вливал в горло добрую половину стакана.
Выпьет и глазом не моргнёт…
— Эх, Андрей, сердце радуется на тебя глядя… — рассмеялся хозяин, хлопая Сокоренко по плечу.
— Пьёшь ты винцо, как суслице.
— Так чего ж тут мудровать? Знаешь, я обезьянничать не люблю… Хватил одним духом полкварты и гарно!
— Его, чёрта, не споишь!
— Парень крепкий…
Сокоренко беспечно махнул рукой.
— Чудаки, городские панычи: велика хитрость горилку пить!
— Ну, брат, не скажи… Другой слюнтяй за рюмку возьмётся — глядеть на него тошно… Нет, по-моему, нужно пить и веселиться так, чтобы людям завидно было. Коли пир, так пир горой!
— Правильно, Василий! А по сему случаю выпьем.
Антон Константинович не отставал от других. Вынужденное воздержание от алкоголя и перенесённая болезнь давали себя знать. Хмель быстро ударил ему в голову.
Он примостился на краешке кровати.
Прислонился спиной к стене и молча присматривался к своим новым знакомым.
Он переживал теперь то блаженное состояние первого фазиса, которое известно только привычным алкоголикам.
От желудка по всему организму разливалась огненная волна.
Пульс работал усиленно.
Ощущения становились острыми, напряженно чуткими.
Смелые до дерзости мысли рождались в голове, прорезали сознание, как вспышки бледно-синих зарниц.
На язык просились красивые округленные фразы.
Явилась уверенность, если он сейчас заговорит, то речь его будет неотразимо убедительной, а интонация голоса — мягкой, выразительной и проникновенной.
Но ещё не хотелось вмешиваться в разговор. Так хорошо было сидеть, думать и молча наблюдать.
Безвозвратно угасли последние опасения за результаты этой выпивки.
Не хотелось совсем думать об отце, о сёстрах, о скучном настоящем.
…День был ясный, солнечный и от этого неприглядность обстановки ещё более кидалась в глаза. Грязные оборванные обои, заплёванный, давно немытый пол, скудная разнокалиберная мебель.
