Обменялись рукопожатиями.
Косоворотов почему-то сразу остановился глазами на стройной, красиво сложенной фигуре одного из гостей.
Человек этот сидел к нему вполоборота и о чём-то оживлённо толковал с соседом.
— Сокоренко, — назвал он себя.
Пожал Косоворотову руку и сейчас же вернулся к прерванному разговору.
— Славное лицо и фигура оригинальная, типичная фигура, — подумал Косоворотов. — Настоящий украинец. Прекрасная модель для художника. Свитку бы ему червонную. Саблю с боку, да люльку в зубы — запорожец хоть куда.
Лицо было, действительно, типичное, своеобразно красивое. Резко очерченный профиль. Угрюмый сдвиг бровей. Целая копна волнистых тёмно-каштановых волос.
Красивые выразительные глаза, часто и неожиданно меняющие выражение: то хмурые, как осенняя непогожая ночь, то ласковые и ясные, как голубое небо.
— Граждане! — снова заорал Петров, — к чёрту словопрения. Выпьем, точно, по единой. А ну, кто в Бога верует! Не отставать. Сокоренко, ты какого там чёрта? Тяни горилку, бесова дытына!
— Зараз! Петь, ты мне скажи, что ты с того вычитываешь?
Собеседник Сокоренко уклончиво пожал плечами.
— Ну, это вопрос спорный. С этим ещё можно не согласиться.
— Да будет вам, черти! Идите водку пить.
Сокоренко поднялся и подошёл к столу. По его несколько затуманенному взору и медленным телодвижениям можно было безошибочно определить, что он уже неоднократно прикладывался к чарке.
Положим, и все присутствующие в комнате были порядочно пьяны.
Не составлял исключения и сам хозяин.
— Сокоренко, хлопец ты мой славный! А ну, заспивай нам трохи… Хвати украинский марш, или как ты его там называешь.
Сокоренко многозначительно покачал головою.
— А, это благодарный номер. Его петь надо. Ведь это же музыка!
— Ну, хватит! Тише, граждане.
Сокоренко откашлялся.
Красивым театральным жестом провёл по лбу.
Взялся за чарку и запел.
Глава XXIV. Вино, песни и… тоска
Голос у него был сильный и звучный, широкий по диапазону.
Видно было умение петь. Сказывалась привычка к сцене…
Бравурный номер как нельзя лучше подходил к голосовым средствам певца.
— Гей, ну те хлопци, славни молодци! Чого смутни, не весели…
Своеобразно красивый мотив, полный дикой запорожской удали и бесшабашного веселья, наэлектризовал слушателей.
Они столпились около стола и дружно хором подхватывали припев. Отбивали такт бутылками.
Сокоренко побледнел от волнения.
Вся его фигура дышала переживаемым чувством. Он весь отдавался песне.
И видно было, что этот полупьяный, помятый жизнью человек не замечает теперь ни своих слушателей, ни окружающей обстановки…
