Друг мой. Стыдно и горько видеть, что эти слова я пишу вам издалека. Не хватило смелости высказать их наедине. Не обошла меня печальная истина: сожалеешь тогда, когда теряешь. Не обошла в силу моей неразвитости и замкнутости, что Вы верно подметили. Но были у нас сокровенные беседы, была неуловимая паутина взаимных движений души, было непередаваемо своеобразное увлечение, которое развивалось так тонко и прихотливо, что вызывало насмешки со стороны здравомыслящих. Меньше всего я хочу, чтобы это письмо было воспринято как запоздалый комплимент. Оно для этого слишком серьёзно, как и тот человек, которому адресовано.
1974
30 июня. Добровольск. Через несколько дней родится сын или дочь. Свершится то, что всегда представлялось мне столь таинственным и потому невозможным. Вот событие, которое будоражит и заставляет жить будущим.
«Солярис» Тарковского снова держал в напряжении. На сей раз у него земное в космической оболочке, ему надо было задуматься о земном из глубин космоса, чтобы убедиться: не будет контактов со Вселенной, если их не будет на Земле. И с чем человек пойдёт туда? Только во всеоружии знания и зелёных глаз машин? Мир старых земных вещей, который никогда не улетучится, не изживёт себя, невосполним и незаменим: трава, яблоко, речная студёная вода, Брейгель, Бах и — любовь.
Начинает нравиться степь, её бесконечные стёжки-дорожки, запах трав и хлебов, восторженные жаворонки в млеющем просторе, уплывающее за горизонт огромное солнце. Одно остаётся по-прежнему — одиночество. Не с кем слова перемолвить, повсюду нравственные недоноски.
27 июля. У нее профессиональный ум совершенно подавил человеческий. Отсюда непонимание других. Легко и просто любить младенца, любить взрослого человека не каждому под силу. Увы, как часто собственная неудавшаяся жизнь ожесточает субъекта и делает его глухим ко всему.
1976
14 мая. Вторую неделю живу один, лишившись единственной заботы и радости — дочки. Славная девочка: умная, живая, понятливая и невероятно чуткая на все оттенки обращения. Но пробивается и упрямство, и капризы, и двойственность. Убедился в необходимости самого раннего воспитания, ибо привычки возникают и затвердевают не по дням — по часам. В стремлении искоренить дурное бываю неоправданно суров и резок, но не могу сдержаться. Лучше быть неумолимым сейчас. Именно теперь, когда осиротел, разгорелась страсть. Предмет её — 17-летний юноша, существо чистое и открытое, потянулся ко мне. Он-то и завладел моими помыслами всерьёз, и я после долгого молчания и тайных мук переживаю духовное обновление и сладость разделённых порывов. Давно так не расцветал, обнаружилась поразительная для меня самого глубина житейских воззрений. Передумано и высказано больше, чем за всю предыдущую жизнь.
