Своё и чужое: дневник современника | страница 17



В читальном зале «Повесть о пережитом» Дьякова об ужасной подкладке нашей жизни. Поздно нам позволяют заглянуть за фасад. А я должен знать всё. С пущей яростью подменяют одно время другим. Нобелевская премия Солженицыну. Как с Буниным? Ничего не могу оказать, ибо он лишён слова. Явная подлость — бить поверженного. Если его мужество есть то, что подозреваю, я предпочитаю быть рядом.

Хороши исторические портреты Полосина. Бесплотные тени заполнил выражением человеческих лиц — холопов XVI века.

13 ноября. Был в доме инвалидов у дяди. Скопище разрушительных недугов, смотреть страшно — невыносимо, а им каково? Мужчина лет 35, прикован к постели. Грустное, доброе лицо, стыдится глядеть на свет.

«Пан Володыевский» и мой любимец Ольбрыхский. Тонкое, нервное, непередаваемо благородное лицо, печать чистоты. Да, люди всегда прежде всего жили для себя, не жертвы и герои, а порождение своей эпохи. Зачем выпячивать одни добродетели? Покуда естественным является соединение низменного с высоким, в этом соль.

Вчера неловко пытался выразить простую истину, а нынче нашёл, что её давно открыл Уитмен, восторженный почитатель человека. Жизнь хороша в своей изменчивости и неотвратимости, сильными и слабыми, ненастьем и вёдром, тревогами, покоем, надеждами.

18 ноября. Обед с моряками с «Шушенского». Отзывчивые, признательные люди – ленинградцы. Ещё одно объяснение Сталина в «Блокаде», словно он представляет загадку. Загадка в нас самих, а об этом предпочитают молчать.

23 ноября. Пробовал рассказать сказку и обнаружил, что совсем разучился говорить. Наш ежедневный язык скучен и пресен, всё кажется, будто пересказываю газету. Одни и те же истины звучат у всех, но для одних они камуфляж, для других — воздух.

День в лесу с Эльзой. У неё византийское лицо: стыдливые губы, рельефный нос, глаза-маслины. Славная женщина, смирилась с одиночеством ради дочери.

Вижу в старых записях много запальчивого, высокопарного, ненужного, детского. Но тогда надо было увериться, был тогда таким неустойчивым. И теперь во многом прежний, но раскрываюсь сдержанней и проще.

24 ноября. Общение с людьми, за редкими исключениями, умаляет и искажает меня. Это химера — быть самим собой, общество не выбирают.

27 ноября. Всё боюсь успокоиться, не думать, и каждый раз, встречая светлую мысль или резкого человека, вижу, что мне это не грозит.

30 ноября. «Мёртвые души»: «...воспитанному суровой внутренней жизнью и свежительной трезвостью уединения».