— Перестань изображать из себя натянутую тетиву, ляг спокойно! — в голосе Лиэя появились властные нотки.
А я уже и не мог сопротивляться.
Холеные, словно у придворной дамы, руки Дивуносойо (как мог он сохранять их такими, если целыми днями возился с заступом в винограднике?!) заскользили по моим плечам и лопаткам. Их мягкие, расслабляющие прикосновения и жаркое солнце окончательно взяли свое. Я уронил голову и прикрыл глаза.
— Вот так лучше, — рассмеялся сын Персефоны, продолжая массировать мою спину и поясницу.
— Ты делаешь меня слабым и беззащитным, — пробормотал я.
— И от кого ты сейчас собираешься защищаться, брат? — расхохотался Дивуносойо и добавил ни с того ни с сего: — Люди вообще очень странные существа. Тебя считают умником, а меня — лентяем и глупцом. А на самом деле, ты похож на быка, который в ярме покорно идет за пучком травы, висящим перед его носом. А я предпочитаю пастись на сочном лугу. Так кто из нас глупец? — он опять засмеялся, ласково потрепал меня по спине нежной рукой.
Я лениво перевернулся на спину и, приоткрыв глаза, пробормотал:
— Сейчас — готов поверить, что не ты.
— Ах ты, мудрец, — рассмеялся Дивуносойо. — Только почему все забываешь, едва уходишь от меня? Когда же ты поумнеешь, мой суровый Минос?
Руки его легко скользили вдоль моего тела, заставляя сердце биться все быстрее и быстрее. Я перехватил его запястья.
Дивуносойо уставился на меня лиловыми, как виноградины, глазами. Я ощутил всем телом теплый поток, который затопил и ласково окутал мой разум, стиснул зубы, чтобы не застонать от наслаждения.
— И почему ты так меня боишься? — поинтересовался Дивуносойо, играя с моей душой, как кошка с мышкой. Только что он безраздельно владел моим разумом, и вот отпустил. — Зря. Мне от тебя ничего не надо. Я просто люблю тебя, вот и всё. И мне совершенно все равно, царский ты сын, или — простого горшечника. Самый ты сильный, смелый и ловкий из братьев — или нет. Мне даже не важно, любишь ли ты меня!
— Вот эта любовь и пугает, — вздохнул я. — Непонятная она.
Дивуносойо взял меня за подбородок, повернул к себе, медленно провел пальцем по контуру губ. Я опять задохнулся от страсти. Лиэй выждал немного, явно наслаждаясь своей властью, а потом сказал:
— Поверь, Минос, любовь только такая и бывает. А все остальное — морок!
Инпу внимательно вслушивался в мои воспоминания. Его острые ушки временами чутко подрагивали. Наконец, он спросил:
— Ответь, Зевсу нравился твой филетор?
