Не было ни боли, ни усталости, ни партизан. Ничего не было вокруг. Плеск воды да кваканье лягушек. Но вскоре и этого не стало…
Появилась Вера с буханкой хлеба. Кричит ему что-то, тормошит. Видно, будит его, чтобы поел. Но почему-то она кричит:
— Проводник! Эй, скороход! Ты уж будь добреньким, доведи нас до конца! Ко-ля!
— А, что? — вскочил Коля. — Кладка готова? — и смутился, увидев, что небо начало светлеть, а весь отряд, кроме Моряка, уже на том берегу ручья.
— Хорошо, хорошо, что вздремнул! — подбадривал Моряк. — Легче будет идти.
— Да тут и осталось совсем ничего, — уверенно сказал Коля, переходя по жердям ручей.
— Если река близко, то нам пока идти дальше незачем, — сказал командир и остановился на бугорке, окруженном ольшаником. — Отдыхайте, ребята, а я с кем-нибудь схожу, разведаю, что там и как.
— Сосни часок, товарищ командир, а я схожу, — сказал Реутов. — Я ведь подремал, когда делали мостик. Поспи, а я заодно пройду к сараю, посмотрю, можно ли из сухих бревен плот соорудить.
— Чтоб в случае чего перебраться на ту сторону?
— Да ведь надо изучить тот берег. И чем раньше, тем лучше.
— Ну что ж, тогда я немножко сосну, — и Моряк прикорнул под кустом ольхи.
Коля тут же примостился у него под боком и спокойно уснул.
Моряк с двумя партизанами лежал в густом ольшанике у самого берега реки. Припять в этом месте поворачивала довольно круто. Рыжая, словно спитой чай, вода клубилась, ходила широкими кругами, величаво гуляла большими привольными хороводами. Глядя на нее, можно было мечтать и мечтать. Но партизанам некогда было любоваться красотой этой вольготной матери полесских рек. Они смотрели на реку с тревогой и напряжением. Не появился бы вражеский катер или моторная лодка с полицией…
А внизу, под крутым берегом, среди зарослей камыша и лозняка вовсю кипела работа. Отряд строил плот из бревен от старого сарая. Нужно было успеть связать плот, пока не взошло солнце и по реке не пошли суда. Всем почему-то казалось, что с восходом солнца начнется движение по реке, и люди спешили изо всех сил.
А оно, щедрое июльское солнце, уже зажгло лес и камыш на том, на дальнем берегу, под самым Пинском. И вот-вот брызнут его первые лучи, ударят в небо и как барабанные палочки возвестят начало дня, начало движения по воде. Начало… А плот еще не готов.
Но вот из-за кручи, под которой трещал камыш и глухо постукивали о сухое бревно тяжелые каблуки спешно работающих партизан, раздался троекратный свист.
