Я попытался отодвинуться, но в мою руку вцепились восемь маленьких крепких пальцев. Их прикосновение сковало меня куда прочней, чем злобный ледяной взгляд леди Танза. Я позволил ей перевернуть мою руку, прочертить кончиками пальцев татуировку с вороном. Мне будто снова стало шестнадцать, и я увидел ту Эзабет, в легком летнем платье, всю из льняного кружева и ветра. Тогда она гладила мою руку, щекотала, а я с наслаждением терпел. Мы лежали в траве рука об руку и глядели в небо. Мы отчаянно хотели соприкоснуться, ощутить друг друга, а поблизости сидела и вышивала угрюмая дуэнья. Жестокая забава: свести детей, чтобы посмотреть, заинтересуются ли они друг другом, а потом не позволять им поддаться ни единому естественному желанию.
Воспоминание отрезвило меня, и я отдернул руку. Тот подававший надежды мальчик давно пропал. Он умер и погребен под горой вонючих трупов и такого зла, от которого почернело бы даже небо Морока.
– Я никому не принадлежу! – огрызнулся я.
Но не убедил Эзабет.
– Ядро лежит под цитаделью. Даже Воронья Лапа не знает, как сломать замок. Там куча панелей, их нужно задействовать в определенной последовательности. Ошибешься – сгоришь. Никто не пройдет внутрь без Нолла. Вам следовало бы знать это.
– Конечно, я знаю. Но без Малдона я в тупике, – сказала она. – Мне нужно узнать то, что знал он. Если Орден не ответит мне, я должна сама пройти к ядру и проверить. Я не говорю, что могу исправить сделанное Безымянным, но я попробую. У меня больше шансов, чем у любого другого во всем Союзе.
– Орден никогда не разрешит вам, – указал я.
– Конечно, нет! – воскликнула Эзабет и грохнула кулаком по столу. – Болваны мешают мне на каждом шагу! Однако плевать мне на их разрешения!
Ее маска сдвинулась – Эзабет усмехнулась.
– Я пройду внутрь. Или они откроют мне дверь, или я проломлю себе новую!
Я проснулся от рвущей боли в руке, невыносимого жара и ощущения того, что со мной учиняют скверное. Я заорал, схватился за руку и заскрежетал зубами. Плоть на руке вспучилась, боль проткнула тело. Кожа лопнула. Выбравшаяся наружу тварь никак не могла бы уместиться в моей руке. Ее гладкие черные перья лоснились от моей крови, хлынувшей на простыню. Я отчаянно старался не заорать снова.
Ворон распростер крылья, разинул клюв и заорал так, что затряслась кровать:
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!!
Голос с вороньей хрипотцой – но ярость очевидно человеческая.
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!! ВЫТАЩИ ЕЕ!!!
Я бы предпочел более членораздельное послание, но Воронья Лапа не удостоил меня подробностями. Ворон пару раз хлопнул крыльями, озадаченно огляделся: мол, куда это меня занесло? Я решил, что посланию уже конец, и вышиб тварь с кровати. Пару секунд спустя глаза ворона полыхнули огнем, из-под крыльев пошел дым, струей вырвался из клюва. Ворон осел на пол. Я схватился за руку и выругался сквозь стиснутые зубы. Гребаные птицы! Гребаные колдуны!
