– Ну, понимаете, она заплатила вперед. Это редко. Даже очень. Знаете, большинство клиентов, они хотят видеть конечный, э-э, продукт. Известное дело, чернила плывут, бумага мнется, текст не пропечатывается и всякое такое. А леди заплатила.
– Сколько напечатано копий? – негромко и спокойно осведомился я.
Когда хочешь расколоть человека, важно правильно оценить его. Угрозы и насилие действуют на запирающихся. С Питером же требовалась аккуратность. Он сам лез из кожи вон, чтобы все выложить. Пот проторил дорожки в пыли на его лице. Конечно, княгиня Эроно куда гуманней многих сильных мира сего, но даже она без колебаний отправила бы Питера на виселицу – в особенности если он говорит правду. Люди, способные сносить оскорбления, не становятся князьями. Питер леденел от ужаса, чувствуя, что с каждым словом все глубже закапывает себя в дерьмо. И, честно говоря, был прав.
– Мы сделали две сотни, а потом я опомнился и отказался продолжать без письма из цитадели. Сэр, я знаю, я был не прав. Теперь все вижу ясно. Мне не следовало доверять женщине, не показывающей лица.
А ведь бедняга прав. Наконец-то он прозрел, в отличие от некоего капитана. Эх, черт его дери!
– Что случилась с отпечатанными? – спросил я.
– Уничтожены. Я швырнул их в огонь. Я не думал, что осталась хоть одна копия. А можно мне спросить… откуда она, а?
Мне показалось, что от страха бедный Питер способен кинуться на бумагу, пытаясь уничтожить доказательство рокового промаха. Потому я свернул памфлет и спрятал в карман от греха подальше.
– Вы отдаете себе отчет в том, что написано в памфлете? – спросил я.
– Да, сэр.
– Тогда расскажите мне.
– Сэр?
– Расскажите мне, что же именно вы напечатали.
Питер сжался, затрясся – но не осмелился ослушаться.
– Там говорилось, что фос с мануфактур, в общем, не идет в Машину Нолла. А князья угнетают «таланты» и тайно направляют фос на свои нужды. В памфлете их называли «продажными гиенами войны».
Он сглотнул.
– Конечно же, я не поверил! Я никогда не сомневался в Нолле, Ордене и князьях. Ведь я – добропорядочный подданный, я плачу налоги, я верный.
Я позволил ему выговориться про свою невинность и добропорядочность, не стал обвинять или оправдывать. Я пришел не за ним. Он допустил промах, но не был предателем. И к тому же, он помог Эзабет, что добавило ему в моем мнении.
– Она знает, что вы уничтожили копии?
– Да. Когда за ними явился мальчик-посыльный, я сообщил, что и не печатал их. К тому времени они уже сгорели. Столько испорченной отличной бумаги! И мне же пришлось за нее платить…
