Полежав так немного, я аккуратно выскользнул из-под Ниира, поднялся и оглядел комнату. В ней было тихо, по стенам плясали отсветы от лампы, а с одной-единственной здесь картины на меня смотрела с нежной улыбкой богиня Даида. И что такая религиозная вещь здесь делает? У того, кто ее сюда захотел повесить, ужасный вкус.
Запахнувшись и завязав узел халата, я тихонько нашел свои сандалии и на цыпочках прокрался к выходу. В тот момент меня посетила идея побега, и она даже показалась здравой… вот только, как мне это сделать? Наложить на себя чары?.. но тогда нужны бумага, кисть и тушь. Или что-нибудь, что могло бы их заменить.
Тихонько выскользнув из комнаты, я аккуратно закрыл раздвижную дверь и только тогда почувствовал, что что-то в здании было не так. Резкий неприятный запах… и сделалось жарче?.. Стоило мне только приметить это, как вдалеке послышался топот чьих-то ног и мужской взволнованный крик: «Пожар! Пожар! Здание горит!» Мимо меня, чуть не сбив с ног, промчался молодой человеком в халате, похожем на тот, что носит Йой. Именно он кричал. На секунду-другую мир словно впал в оцепенение, которое затем тут же сменилось паникой, людскими криками, толкотней… Клиенты и работники заведения принялись спешно выбегать из комнат (а кто-то аж вываливаться из них, ломая бумажные двери) и устремляться по коридору к лестнице на первый этаж.
Сначала я стоял в ступоре, прижавшись к стене и с ужасом взирая на бурный поток людей. Наверное, мое оцепенение длилось бы еще долго, если бы вдруг появившийся рядом со мной Ниир не схватил меня за руку.
— Похоже, наш урок временно отменяется, — постарался пошутить он, но это вышло слишком вымученно, да и лицо у него было очень встревоженное.
* * *
У матушки было много странных причуд: например, она никогда не рисовала в дни полной луны, считая, что это принесет неудачу, ибо именно в такие ночи злая сестра богини Даиды, Иаду, глядит на людской мир из-за решеток своей небесной темницы и насылает проклятья. Однако более прочих мне всегда казалось странной ее любовь к огню — точнее, к зрелищу горящих сооружений: только по ночному городу начинал разноситься звук пожарного колокола и людской паники, как мать тут же вскакивала с матраса, наспех одевалась и выбегала поглядеть на раскинувшееся зрелище пожираемого пламенем деревянного здания. Как она мне однажды объяснила: глядя на то, как отчаянно пожарные борются с огнем, как взмывают в небо искры и пламя, только тогда Унис чувствовала себя по-настоящему живой. Раньше я не мог понять, что имела в виду матушка, но теперь, стоя неподалеку от входа в горящую кухню, я, кажется, осознал истинное значение сказанного ею тогда: жизнь ее была настолько сера и скучна, что подобное воистину восхищало и окрашивало будни в яркие краски. И действительно, огонь был грациозен и красив — подобно танцовщице-шпионке, замыслившей убить тебя при первой подвернувшейся возможности. В тот момент, не замечая суетившихся поблизости пожарных, пытавшихся всеми силами потушить пожар и не дать ему распространиться в другие части здания, я подумал: «Что бы матушка сделала, увидь она такое?» Помогла бы? Или, как я, стояла бы и завороженно смотрела?
