Я все так же хожу в таверну. Танцую, а люди вокруг голосят, напевают что-то, бьют в ладоши. Сердце чувствует каждый удар, отзывается. И я улыбаюсь — так открыто, так по-настоящему, как не улыбалась уже давно. Потому что моя жизнь выстраивается, словно хорошая партия в карты. Но вы же сами понимаете: вечно везти не может. Иначе я бы не сидела здесь, единственная в своем роде, но от этого совсем не особенная, как считал Элгар.
Все стало меняться в тот день, когда я встретила Голоса.
Его действительно так зовут, ага. У него длинные волосы цвета сухих колосьев и глаза, похожие на затянутое тучами небо. А еще он — парящий, но, говорят, крылья его вырвал Пак’аш, оставив лишь два уродливых рубца. Никто не знает, почему это произошло. Спрашивать пробовали, да говорят, он глядит так, что внутри все холодом сковывает, и головой качает.
Когда я вижу его впервые, он стоит на возвышении и кидает поленья в жаровню. Он наблюдает за тем, как расползается огонь, и пламя отражается в глазах, играет где-то в их глубине. Я жмусь к потрескавшемуся камню, впиваюсь в него когтями. Потому что знаю, кто передо мной, кто прижимает ладони друг к другу, вскидывает подбородок и расправляет плечи, которые под черными просторными одеждами не выглядят такими уж хрупкими.
Голос. Глава культа.
Никто не знает его настоящего имени и не знает, откуда он пришел. Он просто появился на пороге таверны, поднял над головой окровавленные ладони и заговорил. И люди — те, кто пустыми родился, и те, кого хранитель оставил, — потянулись к нему. Я же тянуться не хочу. Да только знаю: он готовит жаровню для моего посвящения. Чтоб оставить на теле знак Атума, который если и сойдет, то только вместе с кожей.
Церковь заполняется людьми, их не меньше пары десятков. Едва ли в былые времена, когда здание находилось на территории старого Вайса, здесь собиралось столько народа. Сейчас же все пришли посмотреть на обряд посвящения, и они явно обеспокоены. Возможно, дело в том, что я еще не заслужила доверия. Возможно, в том, что мне всего-то двадцать восемь Половин, и я по меньшей мере вдвое младше каждого из присутствующих.
Окидываю взглядом толпу, думаю о том, что можно у кого кошель срезать или по карманам пошариться. Только быстро одергиваю себя: не поступают так с семьей-то. Мне и в голову не приходит, что родные не клеймят. И не созывают гостей, предлагая им зрелищем насладиться.
Элгар находит меня у той же стены, где я нервно покусываю большой палец и пытаюсь срастись с камнем. Я привыкла выступать перед толпой, но та обычно более приветливая, веселая. Собравшиеся же под сводами церкви молчат. Лишь когда Элгар за руку проводит меня к насыпи, подняться по которой я должна самостоятельно, начинают звучать барабаны. Я ощущаю себя лисом, за которым гонятся псы. Первый же удар заставляет меня дернуться и отскочить в сторону. Только никто не обсуждает за это. Все ждут, когда я окажусь наверху.
