оказавшим, по моему мнению, немалое влияние на формирование личности
Шуры и круга его интересов.
По окончании Консерватории, в аспирантуре, я виделась с Шурой
изредка и только в частных домах. Тогда, помнится, на даче у
Ведерниковых, в конце сороковых, он вслух читал собравшимся стихи
Пастернака – «Гамлет» и «Свеча горела на столе».
В 60-70-е годы я несколько раз бывала на концертах, где исполнялись
Шурины сочинения. Не могу вспомнить, что именно звучало, но, по
сравнению с ранними Шуриными вещами, музыка его показалась мне более
строгой, уравновешенной, сдержанно-благородной, в ней чувствовалось
самобытно претворенное воздействие Малера, Берга, Брамса, Баха.
Радостно, что сейчас этот некогда совершенно непризнанный
композитор, наконец, получает вполне заслуженную оценку как очень
крупный, своеобразный талант.
1998
И.А. Барсова19
Отрывок из воспоминаний
<…>По чтению партитур я училась сначала у Александра Лазаревича
Локшина. Решающую роль в моей дальнейшей музыкантской судьбе сыграл
именно он. Это был мой любимый предмет, чтение партитур. Даже не
гармония у Игоря Владимировича [Способина], а чтение партитур. Локшин
первым показал мне Малера. От него я впервые услышала имя «Малер». И с
этого момента Малер для меня стал много значить. Александр Лазаревич
был кумиром наших девушек. Марина Сабинина, все мы были в него
влюблены. Я тоже. Но я... Я же не могла плестись в хвосте. И вообще, что
это такое?! Я ни слова не говорила никому, никогда, была очень строга. Мы
играли с ним в четыре руки. Первую, Вторую симфонию Малера...
– Это были партитуры?
– Нет, четырехручные переложения. Александр Лазаревич посылал
меня за ними в библиотеку. А занимались мы в старом здании ЦМШ на
углу Собиновского переулка и Среднего Кисловского, там, где сейчас стоит
большой семиэтажный дом. Это был маленький двухэтажный особняк, где
размещалась старая, самая старая ЦМШ. Она еще была придатком
консерватории. Туда я ходила заниматься чтением партитур к Александру
Лазаревичу. Его посещали не все студенты: он не очень любил возиться,
или им было неинтересно читать партитуры. Поэтому для тех, кто хотел
читать партитуры, оставалось много времени. Мы играли в 4 руки. Это
было совершенно замечательно. Он меня сажал на первую партию. Больше
всего мне запомнилась Первая симфония Малера.
