Хозяйка Дара | страница 19

– Разламывает прям, и шевельнуть не могу, только кровь тикает.

– Это все, что осталось от твоей души.

Я убрала руку:

– Больше мне помочь тебе нечем. Я сказала, а ты услышал.

Лютеция растянулась на ковре, положив на лапы лохматую башку.

Боня открыл глаза:

– И приговор обжалованию не подлежит?

– Ну, Христос на кресте взял разбойника в Царство Небесное. Но я – всего лишь человек.

Мы помолчали. Парень сгреб доллары, посмотрел на них с тоскливым недоумением и сунул в карман.

– Прощай, Боня.

– Прощай, Хозяйка Дара.

Агаша, белая как простыня, плакала посреди кухни.

– Незнай что делать-то. И выйти боюсь, и стоять тошно. Господи Боже ж ты мой, и что бы мы с таким сделали, кабы не Люшка?

– Не было никакой опасности. Больше полагайся на Господа, и будешь безопасна.

– И чего теперь будет с этого бандюка?

– Ах, Агаша, Ему отмщение, и Он судья. Это не наше дело. Забудь, милая, и главное, Грише не проговорись. Иначе больше мы ни одного человека не примем. А кому-то ведь и помогаем. Просто этот – не наш, ему если что и поможет, так Божий храм да материна молитва.

Агафья Даниловна поставила чайник, чиркнула спичкой, достала чашки:

– Все ж таки жалко, что Гриша на Люшу не поглядел! Да разве это собака? Это не собака, а сыр в шоколаде! Поумней каких других людишек будет!

Люшка довольно засопела у холодильника.

– Косточку ждешь, моя ласточка? Куплю, мигом подхвачусь, погоди малость!

Псина разочарованно вернулась на коврик.

– Такое впечатление, что она правда все понимает, – сказала я.

– Да ты в уме ли, девка! – обиделась старушка. – Да Люша… как его… Лифшиц среди собак!

– Может, Эйнштейн?

– А твой Эйнштейн может тапочки в зубах принести?

Я признала свое поражение.

25 декабря 1991 года, среда.

– Тапкина, на процедуры! – гаркнула тетка в белом халате.

– Я Лапочкина, – пискнула хорошенькая роженица с задорным «ежиком» на голове.

– Ну Тапочкина, – прогудела бабища.

Софья сползла с кровати и поплелась в процедурную. Соседки – кроме нас с Лапочкиной, там были еще трое, как на подбор, Вера, Надежда и Любовь, переглянулись:

– Жалко девчонку, – сказала Вера, интеллигентная дама без возраста, кандидат наук «по картошке».

– Того и гляди грудь прооперируют, – вздохнула Надежда, пожухшая блондинка лет тридцати, мастер с какого-то завода.

– Сиськи у нее как каменные, – поддакнула Любовь, разбитная продавщица из овощного.

Я пристраивала в тумбочке свои пожитки, полмесяца меня тут точно продержат, пусть и родила я на рассвете вполне благополучно. Наверное, в прошлом веке я бы через час после родов побежала косить. Хотя в декабре косить нечего…