— Твоя задача, — сказал он Зигрид, с трудом подыскивая слова, точно мысль его впервые предстала перед ним, — остановиться на таком муже, который бы как можно меньше менял твою жизнь. Это самое главное для нас с тобой. Да и для тебя лично тоже.
Зигрид выслушала отца с тусклым вниманием. Любовное томление еще никогда не тревожило ее, но то, что она знала и слышала о любви, заставило ее отнестись к соображениям отца неприязненно хмуро.
Ей хотелось спросить его: «А что, если она влюбится в кого-нибудь? Как тогда?» Но прежде, чем она решилась заговорить об этом, Ивар сказал:
— Твой дед уверял меня, — и мне кажется, он прав, — что любовь — это постыдная болезнь, от которой человек становится мельче и глупее. Когда-нибудь люди это поймут. И что хуже всего, она не дает никакого счастья. Кроме того, когда имеешь впереди ясные задачи, любовь только сбивает с пути. Она просто мешает.
Зигрид вздохнула. Вероятно, оттого, что перед ней собирались закрыть дверь в область, сверкавшую соблазном. По крайней мере, в эти мгновения, когда отец с жестокой бездушной монотонностью говорил том, что так прекрасно звучит в стихах, опере, в романе, а иногда просто в саду или в лунном сумраке леса, она почувствовала себя жертвой наследственного долга: у нее отнимают элементарное право проверить на себе извечное тяготение человека! Несколько дней она размышляла над этим и сравнивала себя с принцессой, у которой династические соображения грубо отодвигают в сторону самые простые влечения сердца. Но так как не о ком было задуматься и некому было мысленно послать прощальный привет, сокрушение незаметно прошло. Напротив: явилась даже насмешливая мысль и начертала пред ней два слова: принц-супруг.
Она так и оказала отцу:
— Значит, ты подыскиваешь для меня принца-супруга?
Ларсен не сразу сообразил, что это значит, но затем оживился, закивал головой и ответил:
— Вот именно. Ты выразилась совершенно правильно. Управлять будешь ты, он должен быть только твоим физическим мужем. И уверяю тебя, вое будет хорошо.
Принц-супруг был вскоре найден. Он оказался сыном бывшего министра. Его мягкий, отчасти безвольный характер, его безукоризненная воспитанность делали из него удобного мужа, принадлежавшего к породе тех, которые не мешают. Он был настолько податлив, что легко позволил Зигрид сохранить девичью фамилию и передать ее потомству. Остряки утверждали, что он чуть было не согласился отказаться от собственной фамилии.
