— Смирись. Пожила в центре, и хватит, теперь пусть поживут другие.
— Я бы уступила, я бы тут же уступила, если бы мне показали этих других. А то ведь — темная ночь, тайна мадридского двора. Бери ордер и уматывай с глаз. «У нас тут будет молодежный центр». А я кто? Я не молодежь?
Иногда она утомляла его разговорами, и он просил:
— Помолчи.
Она без обиды отвечала:
— Я бы с удовольствием молчала, если бы мы думали с тобой об одном и том же.
Лесок был их домом. Большие деревья здесь были спилены, на разных уровнях торчали пни. Пни-столы, пни-стулья, пни-спотыкалки, чтобы не зевали, смотрели под ноги. Стоял здесь брошенный кем-то ссохшийся щелястый шалаш, рядом с ним чернел выжженный круг кострища. В этом черном круге валялись старый чайник и погнутое ведро. Они не разводили огня. Любка привозила чай в термосе и много пирожков с капустой в прозрачном пластмассовом пакете.
Когда между ними произошло то, что происходит в подобных обстоятельствах с молодыми людьми, он вознегодовал и расстроился. Заявил ей чуть ли не с ненавистью:
— Ты должна была предупредить, что у тебя никого не было. Ты обманула меня.
Ей не хотелось говорить о том, что случилось, но он не отставал, обличал ее, негодовал:
— Это ведь старый как мир способ, на который ловят женихов! Обмен, так сказать, невинности на замужество.
— Никогда не произноси слова «невинность», — она глядела на него с грустью, — всякий, кто всерьез произносит это слово, выглядит умственно неполноценным.
Он был уверен, что она страдает и только прикидывается спокойной и грустной. И еще он был уверен, что она его теперь будет шантажировать. Прикинется через какое-то время беременной и так далее.
— Я не люблю, когда меня поучают, — продолжал он ее отчитывать, — я сам могу кого угодно поучить. И невинных девиц не люблю. Невинные девицы не должны шляться по лесам, а должны сидеть дома или в библиотеке.
— Знаешь, ты кто? — спросила она, улыбаясь. — Ты Каренин. Алексей Александрович Каренин, которого любит Анна. Любит своего Каренина, и никакие Вронские ей не нужны. Многие ведь осуждают Анну, потому что не понимают, что Каренину любовь была не нужна. Он мог жить без любви, а она не могла.
Она специально его запутывала, чтобы увести от серьезного разговора.
— Оставь в покое героев гениального Толстого. Я хочу тебе признаться, Люба. Я самый настоящий подлец. Я женат. У меня жена и ребенок.
Она не вздрогнула, не бросилась от него со всех ног, она только прерывисто, как после плача, вздохнула и спросила:
