Под ногами шумела ломкая прошлогодняя хвоя, горько пахло настоем хвои и трав. Кузьма, да и не только Кузьма, знал, что Степка лип к Ульяне. А Ульяна все на Кузьму глядит, бравый парень, да не свой. Одна улыбка с ума сводит — чистая, речной перекат, веселая, и глаза озорные. Степка Винокуров куражился, к Ульяне приставал. Она и скажи: «Не найдется парня унять Винокура». Ноги сами поднесли Кузьму к Степану.
«Брось, Степка! Шел бы спать!» Тот бочком, бочком, а за ним его дружки-приспешники. В тот вечер Кузьма проводил Улю. Так и пошла жизнь наматывать витки, спирали…
Вздохнул Кузьма, вспомнил — как дома побывал. Ничто так не дает силы, как стремление утвердить себя на земле. «Человек вон как тот ручей, — сравнил Кузьма. — Какие сундуки в вешнюю воду ворочает, выбился к реке — сник. Мурлычет в каменьях себе под нос — куда что девалось».
Кузьма повернул к реке. К плоту вернулся он в сумерках. Арина осталась на бугре, а Кузьма спустился к воде. Все пожитки были уже уложены на подкладки, прикрыты корьем. «По-хозяйски, — отметил Кузьма. — С понятием баба. Надо бы и плот вытащить, чтобы бревна не намокли. Если бросим здесь якорь, займемся».
— Да садись, Кузя, похлебай. Ждали, ждали и все жданки потеряли. Думали, уж не леший ли утащил. Ушел — и как в воду канул, — выговорила Ульяна, наливая из чугунка в зеленую эмалированную чашку варева.
— Ну-ка, ну-ка, чем нас сегодня потчуют? — Кузьма присел на бревно, отхлебнул ложку, другую.
— Ешь, ешь. Не нравится?
— Съедобно, даже очень, только не разберу — что.
— Полевой лук, щавель — этой еды тут море. Кадочку бы выстрогал, Кузя, посолили бы полевого лука, все приправа.
— Выстрогаю, — пообещал Кузьма, — строгать не перестрогать, лесу океан. Строй мельницу, заводи поросят — мы землю пахать станем, так я говорю, мужики?
Ребята возились на берегу с костром. Кобыла, уткнувшись в потухший дымокур, дремала. «Арина, Арина — мешок с костями. Мослы кольями торчат». У Кузьмы похлебка в горле застревает.
От реки тянуло прохладой, из леса сыростью. «Вот как природа поворачивает: с одного боку студит, с другого холодит, — переметнулся Кузьма на природу. — А свое берет — на глазах куст оживает, пыжится подкоркой, как индюк багровеет, то и смотри, брызнет зеленью». И небо обмякло — забархатило. Из-за гор полезли по-летнему тяжелые, вымястые тучи.
— Надо бы, Кузя, поскорее под крышу, — подливая в чашку постной похлебки, напомнила Ульяна. — А поперед всего я тебе скажу, Кузя, баньку. Во-он над ручьем. Не поглядел, мимо шел, место хорошее — вода рядом.
